Архив.      – С Колпина! Иду стрелять пока што... – По карманам? – засмеялся сторож.      – Ежели очень широкий, а рука близко... Водочки бы, хозяин! Озяб!      – А деньги есть?      Я захватил с собой гривен семь мелкой монетой и высыпал теперь их на стол.      – Ловко! Где сбондил?      Я прикинулся снова и резко ответил: – Ты не помогал, не твое и дело...      – Ну, ну! Мое всегда цело будет! Садись, пей! Стефка, налей!      Сидевшая подле чухонца -женщина взяла полуштоф и тотчас налила мне стаканчик. Я чокнулся с чухонцем, выпил и полез в чашку, где были накрошены свекла, огурцы и скверная селедка, что-то вроде винегрета.      Сторож, видимо, успокоился и сел напротив меня, снова взявшись за трубку, Чухонец с голубыми глазами ребенка стал меня расспрашивать.      Я вспомнил историю одного беглого солдата и стал передавать ее, как свою биографию.      Сторож слушал меня, одобрительно кивая головой. Чухонец два раза сам налил мне водки.       – А где нынче ночевать будешь? – спросил меня сторож, когда я окончил.      – А в Лавре! – ответил я.      – Ночуй у меня,– вдруг к моей радоети предложил сторож.– Завтра пойдешь. Вот с ним,– он кивнул на чухонца.      Я равнодушно согласился.      – Как звать-то вас? – спросил я их.      – Сразу в наши записаться хочешь? – засмеялся сто- рож. – Ну что ж!      И он назвал всех.      – Меня Павлом зови. Павел Славинский, я тут сторо- жем. Это дочки мои, Анна да Стефка – беснутная девка! "а-ха-ха! А этого Мишкой звать. Вот и все. А теперь иди, покажу, где тебе спать.      Я простился со всеми за руку, и он отвел меня в угол за печку. Там лежал вонючий тюфяк и грязная подушка.      – Тут и спи. Тепло и не дует, – сказал он и вернулся в Я видел свет и слышал голоса. Потом все смолкло. Мимо меня прошли дочери хозяина и скрылись за дверью.      Павел с Мишкой о чем-то шептались, но я не мог разобрать их голосов.      Вдруг дом содрогнулся от ударов в дверь. Я насторо- жился. В ту же минуту на меня пахнуло холодным возду- хом, и раздался оглушительный голос.      – Водки, черт вас дери!      – Чего орешь, дурак! – ответил Павел.      – Дурак! Вам легко лаяться, а я, почитай, шесть часов на щоссе простоял, так ничего себе!      – А чего стоял?      – Чего? Известно чего – проезжего ждал!      – Ну, дурак и есть! – послышался голос Мишки. – Ведь было сказано, пока наших не выпустят, остано- виться.      – Го, го! Дураки вы, если так решили. Остановитесь, все скажут – они и душили. А их выручать надо.      – Лучше двое,.чем все!      – Небось! Лучше ни одного...      – Жди, дурак! У них там завелся черт – Путилин. Всех вынюхает.      – А я ему леща в бок.      Я тихо засмеялся. Если бы знал Павел Славинский, кого он приютил у себя!       Они продолжали говорить с полной откровенностью. – А у Сверчинского кто? – Сашка с Митькою. – А они как решили? – Да как я! Душить...      И пришедший грубо расхохотался.      – Значит, к тебе добра и не носить, а? – Зачем? Носить можешь, я куплю. – Ну, то-то! Так бери!      На стол упало что-то тяжелое.      – Постой! – вдруг сказал Мишка.      Я услышал его шаги и тотчас раскинулся на тюфяке, притворившись спящим. Мишка нагнулся и ткнул меня в бок. Я замычал и повернулся. Он отошел.      – Что принес? – почти тотчас раздался голос Павла. – А ты гляди! ..      Послышался легкий шум, что-то стукнуло, потом раздалось хлопанье по чему-то мягкому. Разговор шел отрывочными фразами.      – Где достал?      – А тебе што?      – Нет, я так. Дрянь уж большая.      – Скажи пожалуйста, дрянь! За такую дрянь по сто рублей платят!      – Где как, а у меня красненькую.      – Красненькую! Да ты жид, что ли?      И тут поднялся такой гвалт, что от него впору было проснуться мертвому.      – Тише, вы, дьяволы! – закричал наконец Мишка. – Ведь тут... – и он не договорил, вероятно, сделав жест.      – А ну его! – отозвался хозяин. – Он нашим будет! Ну, двадцать рублей – и крышка!      Они опять стали кричать, потом на чем-то поладили. – Ну, пошел,– сказал пришедший. – КуДа?      – А к соседу. Пить. Идем, что ли.;.      – Можно, – отозвался хозяин. – А ты?      – Кто же дом постережет? – ответил Мишка. – Нет, я останусь!      – Как хочешь...      – Ха-ха-ха! – загрохотал гость. – Он не соску- чится!      – Мели-мели...       Послышалось шарканье ног, пахнуло холодным возду- хом, хлопнула дверь. Все стихло.      Через минуту Мишка прошел мимо меня и стукнул в дверь, за которую ушли девушки.      – Стефка! – окликнул он. – Иди! Никого нет...      Он отошел. Почти тотчас скрипнула дверь, и мимо меня мелькнула Стефания, босиком, в длинной холстин- ной рубашке.      Раздался звук поцелуя. – Куда отец ушел?      – С Сашкой в девятый нумер. До утра будут.      И снова раздались поцелуи и несвязный шепот. Интерес для меня окончился, и я заснул.      Было еще темно, когда Мишка разбудил меня и сказал: – Я иду в город, иди и ты! Я тотчас вскочил на ноги.      Мишка с его детскими, невинными глазами ребенка не производил впечатления разбойника. Впоследствии во время своей службы я не раз имел случай убедиться, насколько ошибочно мнение, что глаза есть «зеркало души».      Самого Славинского не было. Стефания лениво наце- дила какой-то коричневой бурды в кружку, предложив мне ее вместо кофе. Я выпил и взял картуз.      – Заходи, – просто сказала Стефания. – Отец поку- пает разные вещи!      – Это на руку! – весело ответил я. – Буду нынче же. – Если не попадешься, – прибавил Мишка.      – Сразу-то? »алишь! .. Ну, прощенья просим!      Я простился с девушкой за руку и пошел. Мишка задержался на минуту, потом догнал меня, – "орошо спал? – спросил он. – Как собака!      Мы сделали несколько шагов молча, потом Мишка стал говорить, сперва издалека, потом прямее.      – Теперь в Питере вашего-то брата, беглых разных, пруд пруди! Только не лафа им...      – А что?      – Ловят! Уж на что шустрые ребята, что извозчиков щупали, а и тех всех переняли... Опять же, воров...      – Меня не поймают... – Это почему?      – Потому один буду работать.       – И хуже. Обществом куда способнее! Тебе найдут, тебе укажут, действуй! А там и вещи сплавят, и тебя укроют... Нет, одному хуже! Ты вот с вещами... А куда идти? Иди к Павлу. Ты с ним сдружись, польза будет!      – А тебе есть польза? – спросил я смело. Он усмехнулся.      – Много будешь знать – скоро состаришься! Походи к нему, увидишь. Ну, я в сторону.      Мы дошли до Обводного канала. – Прощай!      – Если что будет али ночевать негде, иди к Павлу!      – Ладно! – ответил я и, простившись, зашагал по улице.      Мишка скрылся в доме Тарасова.      Я нарочно делал крюки, путался на Сенной, петлял, а потом осторожно юркнул в свою Подьяческую, где тогда жил.      Умывшись и переодевшись, я пошел в Нарвскую часть, где Келчевский встретил меня радостным изве- стием о командировке. Я засмеялся.      – Пока что я и до командировки половину знаю! – Да ну? Что же?      – Это уж потом! – сказал я. – Вернемся, сразу же по следу пойдем.      – Отлично1 Ну а теперь, когда же рдем и куда? – В Царское! "оть сейчас!      – Ишь, какой прыткий! А Прудников?      – Ну, вы с ним и отправляйтесь, а я сейчас один,– решительно заявил я.      Келчевский тотчас согласился. – Где же увидимся?      – А вы идите прямо в полицейское присутствие, я туда и заявлюсь.      – С Богом!      Келчевский пожал мне руку, и я отправился.      ф ф ф Поездка в Царское явилась для меня совершенно пустым делом, Я захватил с собой шустрого еврея, Ицку Погилевича, который служил в городской страже, и вме- сте с ним обделал все за два часа.      Взяв из полиции городовых, я явился прямо к содержа- телям извозчичьего двора, Ивану и Василию Дубовицким, и, пока их арестовывал, мой Ицка успел отыскать и лошадь, и упряжь, проданные им моими арестантами.      Я отправил их в часть, а сам с Ицкой и двумя стражни- ками поскакал в Кузьмино к крестьянину Тасину и опять без всякого сопротивления арестовал его, а Ицка разы- скал двое саней и полушубок со следами крови.      Мы привезли и этого Тасина, и все добро в управление полиции, и когда приехали Келчевский и Прудников, я им представил и людей, и вещи, и полный отчет.      Прудников восхитился моей быстротой и распоряди- тельностью, а Келчевский только засмеялся.      – Вы еще не знаете Ивана Дмитриевича! – сказал он.      В ответ на эти похвалы я указал на Ицку, прося отли- чить его. Между прочим, это был очень интересный еврей.      Как он попал в стражники, я не знаю. Труслив он был как заяц, но как сыщик – незаменим. Потом он долго служил у меня, и самые рискованные или щекотливые расследования я всегда поручал ему.      Маленький, рыжий, с острым, как шило, носом, с кро- шечными глазками под распухшими воспаленными веками, он производил впечатление ничтожности и с этим видом полной приниженности проникал всюду.      У него был прямо гениальный нюх. Когда во время обыска все теряли надежду найти что-нибудь, он вдруг вытаскивал вещи из трубы, из-за печки, а один раз нашел украденные деньги у младенца в пеленках!      Но о нем еще будет немало воспоминаний... Келчевский и Прудников, не теряя времени, тотчас приступили к допросу. Первым вызвали Тасина. Тот тот- час повалился в ноги и стал виниться.      – Пришли двое и продают. Вещи хорошие и дешево. Разве я знал, что это грабленое?      – А кровь на полушубке?      – Они сказали, что свинью кололи к празднику, оттого и кровь.      – А откуда они узнали тебя? – Так пришли. »ли и зашли! – Ты им говорил свое имя? – Нет!      – А как же они тебя называют? Идите, говорят, к Константину Тасину...       Он сделал глупое лицо.      – Спросили у кого-нибудь... – Так! Ну, а ты их знаешь?      – В первый раз видел и больше ни разу!      Прудников ничего больше не мог добиться. Тогда вме- шадся Келчевский.      – Слушай, дурень,– сказал он убедительным то- ном,– ведь от твоего запирательства тебе не добро, а только вред будет! Привезем тебя в Петербург, там тебя твои продавцы в глаза уличат да еще наплетут на тебя. И мы им поверим, а тебе нет, потому что ты и сейчас вот врешь и запираешься.      Тасин потупился.      – Иди! Мы вот других допросим, а ты пока что по- думай!      И Келчевский велел увести Тасина, а на смену ему привести братьев по очереди.      Первым вошел Иван Дубовицкий, высокий, здоровый парень, красавец.      – Попутал грех. Этих самых Петрова да Иванова я еще знал, когда они в бегах тут околачивались. Первые воры, и, сказать правду, боялся я их. Не пусти ночевать – двор спалят, потому и пускал. Ну а потом они, значит, в Питер ушли, а там мне стали лошадок приводить и заде- шево. Я и брал. С одной стороны, ваше благородие, дешево, а с другой стороны, боялся я их,– чистосердечно сознался он.      – Знали вы, что это лошади убитых извозчиков? Он замялся.      – Смекал, ваше благородие, а спросить не спраши- вал. Боязно. Раз только сказал им: «Вы, братцы, моих ребят не замайте! Они засмеялись да и говорят: «А ты пометь их!» Только и было разговора.      Его отослали, а на смену вызвали брата. Василий – полная противоположность Ивану. Слабогрудый, блед- ный, испитой парень. Он тяжело дышал и глухо кашлял.      – Ничего не знаю; – сказал он. – Брат всем делом владеет, а я больной, на печи лежу.      – Знал ты бродяг Петрова и Иванова?      Ходили такие. Раньше даже ночевали у нас. Брат очень опасался их.      Мы снова позвали Тасина.      Слова Келчевского, видимо, оказали свое влияние.      – Припомнил я их,– сказал он сразу, как вошел.– Один – Петров, а другой – Иванов. Петров тоже не Петров, а беглый какой-то... Познакомился я с ними, когда они в Царском жили, а потом ушли в Питер и оттуда мне вещи привозили. Их там шайка целая. Всех-то я не знаю и никого не знаю, а только главное место, где они собираются, – это будки на шоссе.      – Девять и одиннадцать?      Тасин тотчас закивал головой.      – Вот, вот! У них все гнездо! Там они и живут, почи- тай, все~ – А кого ты знаешь из них? – Только двоих и знаю.      Больше от него узнать было невозможно. Мы собра- лись уезжать. Двух Дубовицких и Тасина при нас же отправили с конвоем в Петербург, а следом за ними по- ехали и мы. Келчевский потирал руки.      – Ну, значит, эти душители все у нас! – Надо думать!      – Скажите, пожалуйста,– обратился ко мне Прудни- ков,– откуда вы узнали про этих... ну, как их... сто- рожей?      – Про Славинского и Сверчинского? – осетил я.– Очень просто. Я был у Славинского.      – Были?! – воскликнул Келчевский.      – Я в эту ночь ночевал у него в сторожке, – засме- ялся я и описал все происшедшее.      – Видимо, это Мишка у них штука не малая,– окон- чил я.      – Значит, их всех арестовать можно? – Можно, но надо уловить момент.      – Отлично! – засмеялся Прудников, – Сперва уло- вим момент, потом их! Поручаем это всецело вам.      Я поклонился.      Мы приехали в Петербург. Я отправился домой отдох- нуть и позвал к себе Ицку, а Келчевский с Прудниковым поехали продолжать свои допросы.      – Слушай, – сказал я Погилевичу, – вот в чем дело... Я рассказал ему про свою ночевку в будке, описал Мишку, Славинского, девушек и окончил рассказ сло- вами: – Так вот, теперь надо, во-первых, выследить всех, кто там бывает, и узнать их имена. Потом узнать, когда они там соберутся. И третье – переловить их. Но это узке не наше дело. Наше дело – накрыть, понял?       – Ну и чего же тут не понять? – ответил Ицка. – Ну тогда – шагай!      Ицка ушел и с этого же часа начал действовать. Лично я был еще раз в разбойничьем гнезде для того, чтобы лучше осмотреть его. Павел Славинский и Стефа- ния приняли меня очень радушно. У них был тот ночной гость, который увел Павла пьянствовать к соседу. Он оказался каким-то Сашкой и потом причинил мне немало хлопот. Я сразу запомнил его зверскую рожу.      Мишки не было, и как ни хотелось мне проникнуть к Сверчинскому, это не удалось.      Павел вышел вместе со мной осмотреть шоссе и про- водил меня до заставы.      – Приходи в конце недели,– сказал он.– Будет ра- бота!      Но вместо меня за будкой отлично приглядывал мой Ицка.      ~С ф ~С Восьмого числа ночью ко мне пришел Ицка, бледный, усталый, встрепанный, и сказал: – Уф! Завтра ночью они все там будут. – Откуда узнал?      – Ну и не все ли равно? Завтра они будут уговари- ваться о делах, а Мишка будет убивать на шоссе, и с Мишкой Калина. Этот Калина такой разбойник, уже чет- верых убил...      – Где же соберутся? – И тут, и там.      – Ну, завтра их и переловим! – сказал я и, невзирая на ночь, послал уведомить Келчевского.      Рано утром я, Келчевский и Прудников собрались на совещание. Я изложил им свой план. Мы возьмем с собой команду в четырнадцать человек, по семь в каждую будку, из отборных людей. С одними пойдет Ицка, с дру- гими – я. Дело сделаем ночью. Они сойдутся поодиночке в назначенные пункты переодетыми, а потом приедем мы и начнем облаву. Они согласились с моим планом.      Во главе отобранных стражников мы поставили двух силачей, городового Смирного и стражника Петрушева. Они одни могли справиться с десятком.      Наступил вечер. Мы собрались и перед нами выстрои- лись четырнадцать бродяг.      – Так вот,– сказал я им,– по одному, по два идите за Московскую заставу на Волховское шоссе. Ицка вам ука- жет места. В час ночи я там буду, и тогда уже за ра- боту!      – Рады стараться! – ответил Петрушев, и они ушли. Прудников был бледен от волнения, Келчевский выпил здоровую порцию коньяку и только я один, скажу без всякого хвастовства, чувствовал себя, как рыба в воде. Я верил в успех предприятия, предстоящая опасность словно радовала меня, и – теперь я могу сознаться – я видел в этом деле возможность отличиться и обратить на себя внимание.      Кое-как мы досидели до двенадцати часов. – Едем! – наконец сказал я.      Мы встали и тронулись в опасную экспедицию. До- ехали до заставы и приказали ямщику нас ждать, а сами пошли пешком.      Это приключение могло бы составить несколько стра- ниц у романиста, но я, к сожалению, не обладаю бойким пером писателя и пишу только неприкрашенную правду.      Но все-таки не могу обойтись без описаний.      Ночь была ясная, но луны не бьшо. »агах в шести- восьми можно было различить человека, и поэтому мы, хотя и переодетые блузниками, все-таки шли не тесной группой, а гуськом. Я повел всех не прямо по шоссе, а стороной, по самому берегу Лиговки.       назад                                                                   продолжение

.