|
|
|
Когда настало время, Мэллард сделал все, как я ему советовал. Но в течение нескольких часов ему никак не удавалось смутить подсудимого. Он ловил его на явной мелкой лжи, но Уильяме со словами : «Да что вы говорите ?»— продолжал оставаться спокойным. Седовласый Мэллард в такого же оттенка сером костюме методично продолжал интересоваться всей его жизнью и вдруг, выбрав момент, подошел, взял за руку и с мягким южным акцентом нараспев произнес : — Что вы все-таки чувствовали, Уэйн, когда сжимали пальцы на горле жертвы ? Вы испытывали панику ? Испытывали ? И Уильяме тихо ответил : — Нет,— но тут же оборвал себя самого. Впал в ярость. Указал на меня пальцем и закричал : — Ты из кожи вон лезешь, чтобы я походил на твой портрет ! Но ничего не выйдет ! Я тебе в этом не помощник ! Защита буквально взорвалась от ярости. Уильямс рвал и метал, шумно обличая «болванов фэбээровцев» и «тупиц из обвинения». Но это событие стало поворотным пунктом всего процесса, в чем позже признавались сами присяжные. Они взирали на подсудимого, разинув рты, — им в первый раз открылась другая его сторона. На глазах произошла внезапная метаморфоза, и присяжные поняли, что Уильяме был вполне способен на насилие. Мэллард подмигнул мне и продолжал бомбардировать подсудимого вопросами. После того как Уильямс открыто сорвался на процессе, я понял, что ему не оставалось ничего иного, как любыми способами возвратить симпатии присяжных. Я похлопал Мэлларда по плечу и тихонько сказал : — Вот увидите, Джек, через неделю Уэйн притворится больным.— не знаю, почему мне пришел в голову именно такой срок, но ровно через семь дней заседание пришлось внезапно прервать : с сильными болями в желудке Уэйна из зала суда срочно увезли в больницу. Обследование ничего не обнаружило, и подсудимого вскоре выписали. Обращаясь к присяжным, адвокат Уильямса Мэри Уэлком продемонстрировала наперсток и спросила : — Неужели с помощью улик, помещенных в этот предмет, можно осудить человека ? — она извлекла кусочек зеленого ковра, взятый из собственного кабинета. — Или признать его виновным только потому, что в его гостиной, как во многих других домах, лежит зеленый ковер ? В тот же день несколько агентов и я зашли в юридическую контору и, воспользовавшись отсутствием Мэри Уэлком, нарвали волокон из ее ковра. Эксперты положили их под микроскоп и снабдили обвинение заключением, что волокна из кабинета адвоката не имеют ничего общего с ковром из дома подсудимого. 27 февраля 1982 года, после одиннадцатичасового совещания, присяжные вынесли вердикт: виновен в обоих убийствах. Уэйна Б. Уильямса приговорили к двум пожизненным срокам заключения, которые он отбывает в Валдостском исправительном заведении в Джорджии. Он до сих пор утверждает, что не виновен, и вокруг его имени по-прежнему разгораются жаркие споры. Но я уверен, что, если бы ему удалось добиться нового процесса, результат оказался бы тем же. Несмотря на утверждения сторонников Уильямса, судебные и поведенческие улики явно указывают на его связь с одиннадцатью убийствами детей в Атланте. Но, с другой стороны, что бы ни говорили его противники, я не вижу достаточных свидетельств его связи со всеми другими или большинством других смертей и исчезновений детей, которые случились в городе в период между 1979 и 1981 годом. Как это ни печально, и черные и белые дети продолжают таинственно пропадать в Атланте и в других городах. В ряде случаев мы представляем, кто несет за это ответственность. И сколь бы ни горька была правда, это дело не одного преступника. Но нет ни доказательств, ни достаточной воли в обществе, чтобы добиваться обвинительных приговоров. После окончания дела Уэйна Уильямса я получил много лестных писем, в том числе одно из администрации окружного прокурора округа Фултон с благодарностью за разработку стратегии обвинения. В другом старший специальный агент местного отделения ФБР в Атланте Джон Гловер подводил итоги расследования по делу АТКID. Но самое трогательное и приятное пришло от старшего команды защиты Эла Биндера, который признавался, какое впечатление произвела на него моя работа. Все это происходило почти в то самое время, когда мне выносили выговор. Расстроенный таким поворотом событий, Джим Мак-Кензи выдвинул меня на поощрение по итогам дела АТКID и пяти других расследований. Благодарность была подписана в мае, и, таким образом, за одну и ту же работу я получил и выговор, и поощрение директора. Текст документа гласил, что благодаря моему таланту, профессионализму и приверженности долгу престиж ФБР в стране заметно возрос и я могу быть уверенным, что мой вклад в дело будет оценен по достоинству. Благодарность, которую, как я понимаю, слепили минут за пять, сопровождало «некоторое» материальное вознаграждение, выразившееся в сумме 250 долларов. Эти деньги я внес в Морской фонд вспомоществования на нужды семей погибших на службе Отечеству мужчин и женщин. Если бы убийства детей в Атланте происходили сегодня, надеюсь, мы добрались бы до преступника гораздо быстрее — прежде чем выстроилась устрашающе длинная цепочка смертей и страданий. Мы работали бы намного слаженнее, использовали бы гораздо более совершенную превентивную методику, основывались бы на большем реальном опыте. Мы совершеннее инсценировали бы допросы и добивались бы ордера на обыск с таким расчетом, чтобы преступник не успел уничтожить улики. Но какие бы ошибки мы ни совершили, работая над делом АТКГО, для нашего подразделения оно стало поворотной вехой. Мы во всеуслышание заявили о себе, продемонстрировали, на что способны, заручились доверием правоохранительных органов не только в США, но по всему миру, и помогли посадить за решетку убийцу. Большой риск приносит высокие дивиденды. |
|
