На главную.
Убийства. Виновный не назван.

Мултанское жертвоприношение.

Страницы :    (1)     (2)     (3)    (4)     (5)     (6)    (7)     (8)    (9)    (10)    

стр. 8


     Через месяц - 19 сентября 1895 г. - по требованию защитника было собрано повторное распорядительное заседине суда. На нём Дрягин обратился с ходатайством о вызове в суд экспертов и врачей за счёт обвиняемых, но в этом ему было отказано. На втором заседании также выступал судья Горицкий, и хотя теперь он не был председателем, тем не менее самим фактом его участия в заседании окружной суд вторично грубо нарушил статью 929 Устава уголовного судопроизводства.
     Второй суд по делу старомултанских вотяков открылся 29 сентября 1895 г. В отличие от первого процесса, практически не привлёкшего к себе внимания, новый суд проходил уже под пристальным вниманием прессы. В зале находились журналисты провинциальных газет О. Жирнов, А. Баранов, В. Короленко.
    
     Обвинение, представленное всё тем же помощником окружного прокурора Раевским, несмотря на отмену приговора предыдущего суда держалось чрезвычайно уверенно. В значительной степени эта уверенность основывалось на солидном и убедительном экспертном заключнии профессора истории Казанского университета Ивана Николаевича Смирнова. Этот хорошо известный в кругах специалистов молодой профессор ( на момент суда ему было 39 лет ) подготовил историко-этнографическую экспертизу как нельзя лучше отвечавшую задачам прокуратуры.
     В молодости Смирнов обучался в Казанской семинарии ( в 1868-74 гг. ), после чего поступил в Казанский университет, где был одним из лучших учеников известного российского историка Николая Алексеевича Осокина. Сначала Смирнов специализировлася на всеобщей истории, но с конца 1880-х гг. заинтересовался происхождением финно-угрских народов и сделал ряд важных открытый, касавшихся их истории. Ныне его изыскания признаны во всём мире ; достаточно сказать, что они полностью переведены на венгерский язык, где изучаются как классические ( венгры - один из финно-угрских народов и исследования Ивана Николаевича Смирнова проливали свет на особенности его формирования и движения по Европе ).
     Смирнов считал, что вотяки могут и поныне сохранять традицию человеческих жертвоприношений. Многие народности, родственные вотякам, имели разнообразные поверья и традиции, предписывавшие осуществление казней по самым разным случаям жизни, например, для открытия кладов, задабривания разнообразных богов из весьма многочисленного пантеона, в случае смерти родового вождя и пр. По мнению Смирнова в качестве жертв для заклания всегда выступали инородцы. Для подтверждения своих умозаключений профессор ссылался на три публикации, так или иначе освещавших этот вопрос ( последняя из них имела место в 1855 г., т. е. за 40 лет до суда ). Из трёх публикаций ( Магницкого, Фукс и Максимова ) наибольший интерес представляла статья Михаила Леонтьевича Магницкого, попечителя Казанского учебного округа, посвящённая обычаям вотяков. Магницкий считал установленным факт человеческих жертвоприношений у вотяков в 18-м веке, хотя признавал, что вокруг этого явления было много спекуляций и лжи ; полицейских, ложно обвинявших вотяков в этом преступлении, автор назвал "живоглотами".
     Помимо экспертизы профессора Смирнова обвинение представило суду нового свидетеля, чьи показания также весомо укрепили версию ритуального убийства. Священник Якимов был наблюдателем от епископального руководства при проведении двух расследований, связанных с обвинениями вотяков в подготовке человеческого жертвоприношения. В обоих случаях речь шла о заявлениях в полицию ; заявителем в одном случае явился вотяк, обвинивший односельчан в том, что те намереваются его "замолить", а в другом - православный священник, узнавший о подготовке ритуального убийства со слов вотяка. Во втором случае вотяк, рассказавший священнику о жертвоприношении, должен был явиться той самой жертвой, которая планировалась на заклание. В обоих случаях полицейские расследования закончились ничем. В первом случае заявитель на допросе в полиции отказался от своих слов, а оговорённые им сельчане дали крупную взятку полицейским ; во втором - вотяк утвержадл, будто на протяжении долгого времени находился в состоянии белой горячки и не помнит того, о чём разговаривал со священником. Другими словами, в обоих случаях даже не были возбуждены уголовные дела : всё закончилось на стадии проверок.
     Тем не менее показания Якимова в суде были выдержаны в том смысле, что ритуальные убийства в среде вотяков существуют и поныне. Тот факт, что результаты официальных дознаний по обоим случаям привели к прямо противоположным выводам, священника не смущал. Причём, достоен внимания тот факт, что Якимов открыто заявлял о бытовавшем в среде вотяков обычае дачи взяток полицейским, другими словами, священник обвинил власти чуть ли не в потворстве ритуальным убийцам. Такая оценка ( в чём-то перекликавшаяся с мнением профессора Смирнова ) лишь усиливала ощущение странности от всего, происходившего в суде : защитник утверждал, будто власти умышленно раздувают процесс, а представители обвинения, напротив, выражали недовольство вялостью и продажностью власти, закрывавшей глаза на убийства.
     Необходимо отметить, что в утверждениях прокуратуры и экспертов существовали многочисленные и притом весьма существенные противоречия, к сожалению, не отмеченные в тот момент защитой. Между тем, требование объяснить эти противоречия, если бы оно прозвучало со стороны защиты, могло бы радикально изменить впечатление от всей обвинительной мотивации. Кратко эти противоречия можно свести к следующему :
       - обвинение считало, что убийцы наняли палача за деньги. Эксперт Смирнов категорически утверждал, что сие невозможно в силу догматических установок вотяцкой веры ;
       - эксперт Смирнов верил в существование в среде вотяков ритуальных убийств людей и настаивал на том, что в жертвы выбираются только инородцы : мусульмане или христиане. Свидетель Якимов тоже верил в ритуальные убийства, но при этом утверждал, что и сами вотяки могут сделаться жертвой фанатично настроенных соплеменников. Противоречие это было куда серьёзнее, нежели могло показаться на первый взгляд, поскольку дискредетировало обе точки зрения. Если бы защита настояла на разъяснении этого противоречия, то обвинению пришлось бы либо отказаться от свидетельских показаний Якимова ( и согласиться на их исключение из протокола процесса ), либо дезавуировать экспертизу профессора Смирнова. И то, и другое было прокуратуре чрезвычайно невыгодно и рушило всю линию обвинения ;
       - эксперт Смирнов утвержал, что вотяки сохраняют строгое клановое деление и представители разных родов никогда не объединяются для отправления ритуалов в "родовых шалашах" ( эти молельные шалаши потому-то и назывались "родовыми" ! ). Между тем, обвинительное заключение настаивало на том, что для убийства Матюнина представители разных родов объединились : пятеро обвиняемых были будлуками, а двое - учурками. Более того, один из обвиняемых вообще был русским ! Это противоречие также не нашло никакого объяснения в ходе процесса ;


       - профессор Смирнов обстоятельно рассказал суду и присяжным о существовании в вотяцком пантеоне злых, недобрых к людям богов Акташа и Киреметя. По мнению эксперта именно этим божествам и мог быть принесён в жертву Конон Матюнин. При этом профессор полагал, что ритуальные человеческие убийства осуществлялись вотяками не в "родовых" шалашах, а в особом необжитом месте, называемом "киреметящем". Таковыми были большие поляны в лесу или возле болота. Подобное умозаключение эксперта вступало в прямое противоречие с обвинительным заключением, утверждавшем, будто ритуальное убийство было осуществлено в "родовом" шалаше Моисея Дмитриева, находившимся в самом центре населённого пункта с большим числом жителей ;
       - в зачитанных на процессе показаниях Головы утверждалось, будто Матюнина "замолили" в честь бога Курбана ( или Курбона ). Однако профессор Смирнов заявил, что у вотяков нет такого бога, а словом "курбан" обозначается "жертва".
     К сожалению, единственный адвокат обвиняемых не смог своевременно обратить внимание судебной коллегии и присяжных на существенные противоречия утверждений обвинителей и эксперта. Не в последнюю очередь это произошло в силу того, что свидетель Якимов был заявлен стороной обвинения лишь за неделю до процесса ; его показания не были должным образом приобщены к делу и оставались неизвестными защите. Между тем, обвинение было обязано ознакомить адвоката и обвиняемых с содержанием всех следственных материалов. Без подобного ознакомления процесс нельзя было начинать.
     Адвокат, узнав о появлении у обвинения важного свидетеля, разумеется, пожелал ознакомиться с сущностью заявления, которое тот предполагал сделать на суде. С этой целью Дрягин накануне открытия процесса заявил ходатайство о его переносе. Ходатайство это было отклонено и Якимов оказался тем джокером, которого обвинение, подобно ловкому шулеру, в нужный момент вытащило из рукава. Кроме того, адвокат, незнакомый с вотяцой мифологией и не имевший должной этнографической подготовки, явно пасовал перед авторитетом эксперта обвинения. Можно сказать, что прокуратура добилась обвинительного приговора не силой улик, которые не стали весомее со времени первого суда, а исключительно благодаря тому сильному впечатлению, которое произвёл на присяжных 39-летний профессор Смирнов.
     Выступил на суде и ещё один эксперт в области истории и этнографии - профессор Богаевский - но его участие было скорее формальной данью юридической норме, требовавшей прений сторон, нежели диктовалось объективной потребностью. Оппонировать Смирнову Богаевский не смог, а возможно, и просто не захотел. Он придерживался в своём выступлении весьма обтекаемых формулировок, считая человеческие жертвоприношения среди вотяков недоказанными, но мало мог помочь этим защите.
     Новые врачи, приглашённые для экспертного заключения о повреждениях трупа на основании акта аутопсии, также заметно подкрепили обвинение утверждением, будто следы сдавления на ногах Конона Матюнина могли произойти от их обматывания верёвкой при подвешивании. Хотя Минкевич, непосредственно производивший анатомирование, возражал им и настаивал на том, что повреждения кожи нисколько не походили на странгуляционный след, характерный для сдавления верёвкой, его мнение не было услышано. Формулировка же протокола вскрытия трупа Матюнина была сочтена "неоднозначной" и допускающей двоякое толкование.
     Второй суд по "делу мултанских вотяков" закончился 1 октября 1895 г. дублированием обвинительного приговора, вынесенным первым судом. Предвзятость разбирательства, игнорирование судом большого числа явных нестыковок обвинения, были очевидны и вызвали справедливое негодование как адвоката, так и журналистов, наблюдавших за ходом процесса.
     Присяжный поверенный Дрягин заявил в Правительствующий Сенат новую кассационную жалобу, указав в качестве существенных нарушений, допущенных вторым судом, следующие моменты :
       - отказ в отсрочке судебного разбирательства ввиду представления обвинением новых свидетелей ;
       - отказ в вызове заявленного защитой эксперта ( защита настаивала на этнографе Верещагине, вместо него в суде появился Богаевский );
       - отказ в вызове эксперта даже после того, как адвокат предложил оплату его услуг за счёт подсудимых.

( на предыдущую страницу )                ( на следующую страницу )