Однако, дальнейшей реализации замысла Ангерштейна помешал скандал, вспыхнувший вечером в воскресенье. Плохо приготовленная кухаркой пища вызвала несварение желудка Кетэ, её стало тошнить, она принялась жаловаться матери на несносную повариху... Слово за слово и - понеслась брань. Фриц поддержал жену и был готов убить тёщу и кухарку прямо тогда, но его сдержало то, что он не был уверен в своей способности справиться с думя женщинами одновременно. Кроме того, по его заверениям, к вечеру 30 ноября он ещё не определился с тем, как поступить с женою. Её он, якобы, убивать тогда ещё не думал.
     После скандала Фриц заперся с Кетэ в спальне и там она, если верить рассказу убийцы, стала ему жаловаться на несносную жизнь и нежеление жить. Фриц её некоторое время утешал, но в какой-то момент понял, что смерть окажется лучшим выходом для Кетэ. При этом убийство жены сразу же облегчало реализацию других частей выработанного Ангерштейном плана. Ну, в самом деле - он убивает её и убивает всех... и не надо ломать голову над тем, как объяснить полиции её спасение!
     В конечном итоге, Фриц и Кетэ уснули, однако около полуночи он был разбужен новым приступом рвоты супруги. Он подал Кетэ стакан воды, сменил наволочку на подушке, некоторое время разговаривал с женою, припоминая события совместной жизни. В частности, они якобы вспомнили попытку совместного самоубийства и после этого Кетэ заявила, будто её мать рассказывала ей о наследственном сифилисе, которым страдает Фриц. Дескать, он инвалид вовсе не из-за перенесенного в детстве туберкулёза, а из-за постыдной болезни собственных родителей. Эта ложь вызвала у Ангерштейна прилив гнева, но на этот раз он решил не только убить всех, но и самого себя. Он сказал Кетэ, что не хочет жить и покончит с собою. В подтверждение своих слов вышел в кладовую и принёс оттуда револьвер, из которого имел в ту минуту намерение застрелиться. Кетэ увидела пистолет в руках мужа и... упала в обморок.
     Тогда Ангерштейн в который уже раз изменил собственный план и решил убить жену, пока та находится без сознания. Он нажал на спусковой крючок, но пистолет дал осечку. Крайне раздосадованный этим, он отправился на поиски охотничьего ножа, которым решил зарезать жену. Вернувшись с ножом в спальню, он увидел пришедшую в сознание Кетэ, которая заявила ему что-то вроде: "Я твоя жена перед Господом и прошу Его простить тебя!" По смыслу, сказанное означало своего рода благословение на убийство. После произнесения этих слов Кетэ вновь лишилась чувств. Ну, а Фриц решил-таки реализовать свой замысел и стал наносить удары ножом в грудь и шею супруги. Всего таких ударов, как зафиксировали судебные медики, оказалось нанесено не менее 18, хотя убийца заявил, что не считал их.
     После этого Ангерштейн якобы решил покончить с собой и отправился на первый этаж, дабы отыскать другой пистолет и застрелиться из него. Пистолет он нашёл, но тот тоже дал осечку. Тогда Ангерштейн побежал в подвал, намереваясь отрубить себе руку топором. Однако, когда он уже собрался было это сделать, услышал крик наверху - это Катарина Барт вошла в супружескую спальню и увидела зарезанную дочь. Разъяренный вмешательством тёщи, Фриц помчался наверх и зарубил её. На шум появилась ненавистная Минна Штоль - убийца ринулся на неё, но та успела добежать до лестницы и рванула наверх, надеясь, очевидно, запереться в своей комнате в мансарде. Ангерштейн догнал женщину на лестнице и убил топором.
     Рассказ, конечно, выглядел нелогичным и звучал бессвязанно, но Фриц, видимо, просто не мог выдумать ничего лучше. Скорее всего, он вообще не планировал сознаваться в чём-либо, но посещение профессора Донэ вывело его из равновесия и Фриц стал признаваться брату под воздействием минутной слабости. Экспромтом, можно сказать. Как и всякий экспромт, этот прозвучал скомканно и недостоверно.
     Дальнейшее повествование хоть и вносило некоторую ясность в последовательность событий, но не объясняло их. Согласно рассказу Ангерштейна, он после убийства Минны Штоль впал в состояние оцепенения, словно бы "перегорел", израсходовав все душевные силы. Фриц лёг на диван в гостиной и... уснул. По его оценке времени убийства жены, тёщи и кухарки имели место около 1 часа ночи с 30 ноября на 1 декабря, может, чуть позже, а на диване он проспал примерно до 7 часов утра. В это время явилась Элла Барт, пришедшая пешком с вокзала. Её появление застало убийцу врасплох, поскольку возвращение Эллы ожидалось через сутки минимум. Девушка не заметила следов преступления, поскольку трупы Кетэ и Катарины находились в спальне Ангерштейнов, а тело Минны Штоль лежало перед дверью на верхнем этаже, в мансарде.
     Выждав несколько минут и, убедившись, что девушка отправилась принять душ, Фриц беспрепятственно проник в её комнату и внезапно напал. Ангерштейн считал Эллу невинной жертвой и раскаивался в убийстве; закончив своё дело, он накрыл труп полотенцами, выразив этим своё раскаяние и уважение к убитой.
     Последующие убийства своих работников Фриц объяснил желанием придать месту преступления достоверность. Он опасался, что если убиты окажутся одни только члены семьи, то это может вызвать подозрения в его виновности, а вот если погибнут работники бухгалтерии и садовники, то таких подозрений не возникнет. Тут логика убийцы в очередной раз дала явный сбой, ход его рассуждений представляется, мягко выражаясь, сомнительным. Тем не менее, руководствуясь собственным понятием о целесообразности, Ангерштейн убил сначала своего секретаря Киля, а затем - Дитхардта. Последний явился позже первого, что и предопределило последовательность умерщвления. Ангерштейн выжидал примерно 5 часов, пока представится возможность убить садовника. Алекс Гейст был очень силён физически и убийца опасался, что попросту не справится с ним. Фриц никогда не обращался к Гейсту с просьбами помочь и не знал, как садовник отнесётся к предложению войти в дом. Помогло появление Руди Дарра. Тот пришёл в чистой одежде и Ангерштейн позвал его в дом, пообещав выдать рабочую куртку и сапоги. Когда Дарр вошёл в дом, Ангерштейн свалил его ударом обуха по затылку, после чего позвал Гейста, сказав тому, будто Дарр упал, ударился головой и его надо перенести на диван. Ничего не заподозривший садовник бросился на помощь и в ту самую минуту, когда он склонился над телом Руди Дарра, удар топора свалил его самого.
     В принципе, уже после этого можно было устраивать поджог, но... Ангерштейн почувствовал голод, ведь он фактически не ел целый день. Он надумал отправиться в магазин и купить любимый шоколад. Тем более, что согласно заранее выработанному плану грузовую автомашину всё равно предстояло отогнать за пределы города. Тем самым, по мнению убийцы, создавалась видимость её угона. Ангерштейн решил совместить оба дела - отъехав на автомашине примерно на 3,5 км. от дома, он вернулся обратно пешком, зайдя по пути в магазин и купив там шоколада. Это стремление полакомиться до некоторой степени обескураживает - человек зверски расправился с 8 мужчинами и женщинами, их обезображенные трупы лежат в его доме, а он озабочен потребностью в шоколаде...
     Утолив на пути к дому голод, Фриц приступил к финальной части своей инсценировки - поджогу и саморанению. Одну канистру с бензином он разлил на верхнем этаже. После того, как огонь занялся, он спустился вниз и проделал то же самое со второй канистрой. Убийце приходилось действовать с максимальной быстротой, он понимал, что пламя на втором этаже скоро будет замечено. После того, как загорелся первый этаж, Ангерштейн прошёл в уборную и там нанёс себе удары ножом через одежду. После этого он открыл вентиль на подводящей магистрали и обильно смочил водой ботинки, руки и лицо. Сделал он это для того, чтобы не обгореть в том жару, что исходил от горящего бензина. Пока он был этим занят, одежда в местах ранений напиталась кровью, быстрая кровопотеря едва не привела к потере сознания. Ангерштейн признался, что почувствовал неимоверную слабость и едва добрёл до двери. Он всерьёз испугался, что не сумеет выйти из здания, но тут подоспели люди и вывели его на свежий воздух.
     Убийца был убеждён, что обставил свою мистификацию наилучшим образом и никто содеянное им не раскроет. Все неопытные преступники верят в то, что их не поймают, но их всегда ловят... Ангерштейн был потрясён, когда к нему на следующие сутки после операции явился следователь и заявил, что его вина не вызывает сомнений.
     Сознание Ангерштейна в массовом убийстве фактически означало конец криминальной интриги. Эта скорая и неожиданная развязка отнюдь не лишила произошедшую драму сенсационности, но теперь расследование сместилось из области детективной в чисто процедурную.
     Ангерштейн был вполне ожидаемо обвинён в убийствах восьми человек. Кроме того, его обвинили в хищении средств своего работодателя, т.е. ван дер Ципена. Поскольку бухгалтерская отчётность погибла в огне, прокуратура добавила пункт обвинения в уничтожении улик. Также выдвигались обвинения в подделке документов, т.е. ведении двойной бухгалтерии, и поджоге. Поскольку Фриц поначалу рассказывал о нападении грабителей, то вполне ожидаемо появилось обвинение в лжесвидетельстве.
     Средства массовой информации уделили преступлению Ангерштейна немало внимания. Для него нашлось место не только в местных газетах и новостях немецких радиостанций, но и фанцузских, английских, американских и даже советских. Понятно, что такой изувер не вызывал к себе ни малейших симпатий и отношение к нему местных жителей было крайне враждебным. Сознавая это, а также ввиду большого общественного резонанса, министерство юстиции земли Гессен в конце июня 1925 г. изменило подсудность Ангерштейна и передало рассмотрение его дела в суд другого округа.
     Процесс состоялся в городе Лимбург-ан-дер-Лан, расположенном примерно в 50 км. к югу от Хайгера. Заседания суда проходили с 6 по 13 июля в здании тамошней ратуши, сохранившейся до сих пор. Зал общих собраний заполнялся публикой полностью, свободных мест не было, присутствовали журналисты из многих стран мира, даже от американских газет. Ангерштейн, имевший достаточно времени для того, чтобы хорошенько обдумать своё положение, видоизменил свои первоначальные показания. Он более не признавал наличие умысла и заявлял о спонтанности своих действий.

  

     Трудно отделаться от ощущения, что Фриц Ангерштейн во время убийства Эллы Барт беспокоился о том, чтобы убить безболезненно, а вот в отношении жены подобные мысли его не посещали. Чем объясняется столь разительный контраст, сказать сейчас невозможно. Нельзя исключить того, что Ангерштейн испытывал к младшей сестре своей супруги совсем не платонические чувства, хотя в известных ныне материалах эти детали, увы, совершенно не рассмотрены. Между тем, подобное предположение очень хорошо объяснило бы специфику внутрисемейных коллизий. Причём Кетэ, глубоко нездоровая как физически, так и психически, никакой конкуренции младшей сестре составить не могла. А потому даже вполне невинная симпатия между Фрицем и Эллой, если таковая действительно существовала, лишала бездетный брак Фрица и Кетэ всяких перспектив.
     Сам Ангерштейн на эту тему ничего не говорил, а те люди, которые могли бы что-то знать, оказались убиты. Поэтому Фриц играл в суде роль любящего мужа и пытался объяснить произошедшую трагедию несчастливым стечением обстоятельств и собственным аффектом. Подобная линия защиты, в отличие от признания умысла, сулила хотя бы призрачную надежду на сохранение жизни. В своём последнем слове обвиняемый сказал, что вину свою признаёт и испытывает раскаяние, заявил, что готов к смерти и примет без ропота на Судьбу любой приговор, но все эти трюизмы не казались искренними. То, как Ангерштейн защищался в суде, свидетельствует о его желании остаться в живых. Чуда, однако, не произошло и в понедельник 13 июля 1925 г. Фриц Ангерштейн был приговорён в восьми смертным казням. Его признали виновным и по остальным пунктам обвинения, но поскольку в Веймарской республике действовал принцип поглощения менее тяжного приговора более тяжким, наказания по менее тяжким статьям обвинения назначать не требовалось. Фриц Ангерштейн отказался от попытки отклонить приговор, видимо, понимая, что придётся заявить 8 апелляций. Даже в случае успеха одной или двух из них, избежать смертной казни убийце всё равно не удалось бы. А надеяться на успех всех восьми ему не приходилось.
     Смертный приговор в Германии тех лет осуществлялся в форме декапитации (т.е. отсечения головы) посредством гильотины. Почти через год со времени совершения убийства - в лучах утренней зари 17 ноября 1925 г. - Фриц Ангерштейн был казнён во дворе тюремного замка Фрайдиц в городке Диц, расположенном по соседству с Лимбург-ан-дер-Ланом.
     Преступление, совершенное Фрицем Ангерштейном, является классическим примером массового убийства. Преступник продемонстрировал весь набор признаков, характерных для деяний такого рода. В течение долгого времени он жил в состоянии копившейся фрустрации, источником которой служила крайне нездоровая и конфликтная обстановка в семье. Здесь уместно задуматься над тем, почему Ангерштейн мирился с совершенно ненормальными отношениями и порядками, заведенными его женой и тёщей. Безусловно, его долготерпение явилялось следствием глубоко личностных предпочтений. Другими словами, он жил так, как по его мнению, ему надлежало жить. Поскольку его брачный союз был благославлен в церкви, Фриц мог считать, что неудачный брак - это своего рода его земной крест, который ему надлежит нести пожизненно. Трудно сказать, какие именно он находил этому объяснения, но не подлежит сомнению, что долгие годы будущий убийца стоически тянул лямку, пребывая в уверенности, будто живёт по-христиански. Наверное, он верил в силу своего характера, закаленного тяжёлыми испытаниями детства, считал, что если не умер в детстве от смертельной болезни, то значит, у Бога имеется для него особый план. Вера в своё особое мистическое предназначение могла укреплять Ангершейтна долгие годы, он умел сдерживать растущую фрустрацию, не подавать вида, что тяжело страдает внутри.
     Людей внутренне сильных, но сдержанных в проявлении эмоций, окружающие часто считают слабыми, никчёмными и неспособными на яркий поступок. Но английский поэт Джон Драйден не зря написал в одном из стихотворений: "бойтесь ярости настойчивого человека!" Когда терпение Ангерштейна лопнуло, точно натянутая струна, и подавляемая долгие годы ярость подчинила его себе случилось страшное...
     Спусковым крючком, запустившим цепочку фатальных событий, явился, безусловно, внезпный аудит. Точнее, его результаты, убедительно доказашие ведение Ангерштейном двойной бухгалтерии и многочисленные финансовые злоупотребления. Фриц понял, что мир, в котором он жил, рушится и притом рушится безвозвратно. Впереди его ждёт с большой веротяностью тюрьма... И вот тут ярость вырвалась наружу - это была ненависть к жене, тёще, кухарке... всем тем людям, которым Ангерштейн принёс в жертву свою жизнь. Теперь ему предстояло опозориться на весь белый свет и отправиться за решётку, а виновницам его падения... ничего не грозило!
     Дальнейшее нам уже известно. Кинжал, топор, канистра с бензином...