На главную.
Архив.
ДОСЛОВНО  ВОСПРОИЗВЕДЕННЫЙ  РАССКАЗ  Н. ВИКТОРОВА  ОБ  ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ  УБИЙСТВА  И  ПОСЛЕДУЮЩЕГО  РАСЧЛЕНЕНИЯ  ИМ  ТЕЛА  ПРОСТИТУТКИ .
     ( Прежде  чем  предложить  ознакомиться  с  приведенным  ниже  текстом , имеет , очевидно , смысл  сказать  несколько  слов  о  личности  убийцы  и  деталях  полицейского  расследования , увенчавшегося  феноменальным  успехом .
      Николай  Викторов  родился  в  1853 году  в  Москве , по  происхождению – из  мещан . Наследственность  его  была , безусловно , отягощена  алкоголизмом  отца . Тот  застрелился , когда  Николай  был  еще  ребенком .  Сестра  его  страдала  сильными  припадками  буйного  помешательства , из – за  чего  неоднократно  помещалась  в  психиатрические  лечебницы . Брат  Николая  также  сошел  с  ума . 
      Сам  Николай  Викторов  не  разговаривал  до  семи  лет . Пить  начал  с  12  лет , первый  раз  сходил  в  публичный  дом – в  15 , свой  первый  сифилис  залечил  в  20  лет . Окончил  всего  2  класса  Московского  Мещанского  училища , был  отчислен  за  неуспеваемость . Имея  вполне  складную  и  правильную  речь , Викторов  был  неспособен  писать  сочинения  или  изложения . Очевидно , он  страдал  серьезным  психическим  расстройством  сродни  дисграфии – не  мог  письменно  формулировать  свои  мысли .
      Вся  родня  Н. Викторова  была  вполне  обеспечена  материальна : тетка , дядья , сестры  и  братья  содержали кто  гостиницу , кто - меблированные  комнаты  с  проститутками , кто – легальный  публичный  дом . Викторов  никогда  не  имел  постоянной  работы  и  всегда  довольно  близко  соприкасался  с  московским  уголовным  миром .
      В  28  лет  он  был  пойман  на  краже  и  получил  4  месяца  исправительных  работ  в  т. н.  “рабочем  доме” . В  том  же  1881 г.  он  оказался  замешан  в  убийстве  дворянки  Накатовой  и  ее  кухарки  Похвисневой ; его  соучастие  доказать  не  удалось  и  Викторов  прошел  по  делу  свидетелем . Спустя  15  лет , уже  будучи  на  Сахалинской  каторге , он  признался : “к  убийству  стоял  довольно  близко” .
      В  1883 г.  Викторов  впал  в  летаргический  сон , длившийся  12  дней . Его  едва  не  похоронили ; об  этом  инцинденте  написали  все  столичные  газеты  и  “живой  покойник  из  Мариинской  больницы”  по  пробуждении  сделался  знаменитостью . В  том  же  1883 г.  Викторов  ушел  бродяжничать ; в  течение  8  лет  о  нем  ничего  не  было  известно .
      В  1891 г.  он  объявился  в  Москве , узнав , что  по  завещанию  одного  из  родственников  ему  полагаются  3  тысячи  рублей . На  полученные  деньги  Викторов  открыл  меблированные  комнаты  , тогда  же  он  устроился  работать  контролером  тотализатора  на  ипподроме , где  и  проработал  вплоть  до  самого  ареста  в  1894 г.
      В  июле  1894 г.  на  станции  железной  дороги  в  г. Брест – Литовске  от  одной  из  корзин , помещенных  среди  невостребованных  грузов , стало  исходить  отвратительное  зловоние . Корзина  была  вскрыта – в  ней  оказалось  расчлененное  женское  тело . Щеки  жертвы  преступления  были  вырезаны , поэтому  не  представлялось  возможным  сделать  узнаваемую  фотографию . Окровавленное  женское  белье  помещалось  тут  же , в  корзине ; метки  на  нем  были  срезаны . Также  в  корзине  помещалась  окровавленная  плаха , послужившая  преступнику , видимо , для  расчленения  тела . Страшный  груз , помеченный  в  квитанции  как  “меховые  изделия”  был  отправлен  из  Москвы  2  июля .
      Расследование  чудовищного  убийства  возглавил  начальник  Московской  сыскной  полиции  Эффенбах , немец  по  происхождению . Немецкая  педантичность  и  опыт  очень  помогли  ему . Прежде  всего , он  обратил  внимание  на  дешевое  кружевное  белье  погибшей ; подобное  белье  с  претензией  на  роскошь  покупали , обыкновенно , проститутки . Далее , Эффенбах , исследовал  окровавленную  деревянную  плаху , на  которой , очевидно , было  разрезано  тело . Он  заключил , что  плаха  взята  в  недорогих  меблированных  комнатах , т. к.  в  дорогих  гостиницах  и  квартальных  котельных  для  топки  обыкновенно  применялись  кокс  или  уголь . Наконец , сыщик  предположил , что  фамилия  преступника  должна  начинаться  на  букву  “В” . Это  заключение  он  сделал  из  рассмотрения  квитанции , которую  заполнил  отправлявший  корзину  с  телом  человек . Фамилии  указанных  в  этой  квитанции  отправителя  и  получателя  груза  начинались  на  “В” ; очевидно , в  момент  отправки  чудовищного  груза  преступник  волновался  так  сильно , что  никакие  иные  фамилии  ему  не  шли  в  голову . Судебные   медики  дали  довольно  точный  словесный  портрет  погибшей  женщины  и  хотя  ее  лицо  не  было  восстановлено , в  целом  сыщики  хорошо  представляли   следы  какой  именно  женщины  им  предстояло  отыскать  в  Москве .
    Т. о.  московская   полиция  приступила  к  розыскам  проститутки , пропавшей  в  начале  июля  месяца , жившей  не  публичном  доме , а  в  номерах , которая  бы  соответствовала  примерному  словесному  портрету  и  имела  клиента , чья  фамилия  начиналась  бы  на  букву  “В” .
    Все  проститутки  в  России  того  времени  обязаны  были  заниматься  своим  ремеслом  на  профессиональной  основе . Они  состояли  на  специальном  учете , были  обязаны  проходить  еженедельное  медицинское  освидетельствование ; их  паспорта  изымались  и  вместо  них  выдавались  регистрационные  билеты  желтого  цвета . Делалось  это  для  того , чтобы  проститутки  не  могли  скрыть  род  своего  занятия  и  не  пытались  маскироваться  под  благонравных  женщин .
     Сквозная  проверка  списочного  состава  довольно  быстро  увенчалась  успехом – сыщики  нашли  женщину , соответствовавшую  словесному  портрету , и  проживавшую  в  меблированных  комнатах  в  доме  Боткина  по  Петровскому   бульвару . Эта  проститутка  в  начале  июля  уехала  к  родственникам  в  Вологду ; об  этом  рассказал  ее   подругам  некий  Викторов , пришедший  3  июля  забрать  вещи  этой  дамочки . Сама  пропавшая  не  показывалась  дома  уже  с  неделю  до  отъезда – было  известно , что  она  жила  эти  дни  у  Викторова . Последний  довольно  долгое  время  был  ее  сожителем  и  проститутка  иногда  по  несколько  дней  оставалась  у  него  в  меблированных  комнатах  на  углу  Брюсова  переулка  и  Никитской  улицы , владельцем  которых  он  был .   
      Николай  Викторов  был  задержан  , доставлен  в  полицию  для  допроса  и  на  первом  же  допросе  признался  в  совершении  убийства .
      Приводимый  ниже  рассказ  Викторова  воспризводится  по  тесту , помещенному  в  твухтомном  исследовнии  “Сахалин . Каторга”  1897 г . Лексика  рассказчика  не  корректировалась , изменены  лишь  окончания  некоторых  слов  соответственно  современным  правилам  грамматики . ) 
 
 

      “Денег  я  ей , конечно , не  платил . Любовником  был .Но  и  на  ее  деньги  не  жил . Так , иногда  кое – что  брал . Больше  на  игру .
        Только  и  жил . Зимой , так  сказать , прозябнешь  в нетопленой  квартире , часто  в  меблированных  комнатах  топить  было  нечем…А  лето  придет , скачки  и – оживаешь ! Цельное  лето  в  игре  живешь . Берешь  на  скачки  рублей  150 – 200 , всеми  мерами  достаешь , когда  продуешь  все  вдребезги , когда  500 – 600  принесешь ! Так  и  жил . В  полугаре .
        Только  скачками  и  дышал . Потому  близко  стоял – и  контролером  был .В  самом  центре ! Кругом  ставят  деньги , берут , в  две  минуты  сотенные  бумажки  берут – ну  и  я ! Очухаться  не  мог ! Полугар . Не  успел  от  выигрыша  или  проигрыша  очухаться – афиша : завтра  скачки . Обдумываешь , раздумываешь , по  трактирам  идешь , в  трактир  “Охту”  с  конюхами  советоваться , играешь , спозаранку  встаешь , на  рассвете  на  утренние  галопы  бежишь . Об  лошадях  только  и  думаешь , лошади  и  во  сне  снятся . Не  видишь , как  лето  пролетает .
          Около  Петрова  дня , 29  июня , было  время  горячее  для  московских  игроков ; в  это  время  разыгрывается  “Всероссийкий  Дерби” . Генеральное  сражение  в  тотализатор . Шибко  я  в  поры  в  неврах  был . Кто  возьмет ? На  кого  ставить ? Один  говорит – на  ту , другой – на  другую . Слухов  не  оберешься . Газеты  возьмешь , никакого  толку : разное  пишут . Та  в  формы  не  вошла , та  не  готова , пишут , ту – еще  работать  надо . Просто  голова  идет  кругом . Места  себе  не  найдешь . Играть  надо , а  время , сами  изволите  знать , что  за  время – лето  для  меблированных  комнат ? Два  номера  заняты , ремонт  идет , расходы . А  тут  “Дерби” . Прямо  ума  решайся !
        Вечером  в  Петров  день  Настя  ночевала  у  меня . около  часа  ночи  лежали  в  постели , оба  выпимши  , говорили  о  скачках . Я  упрашивал , чтобы  она  заложила  еще  вещей : играть  же  надо ! Она  попрекала , что  и  так  все  проиграл  у  нее . Слово  за  слово – Настя  дала пощечину. 
        Схватил  стоявший  около  на  ночном  столике  подсвечник  и  ударил  ее . Помертвела  вся . Не  пикнула . Батюшки , смотрю – в  висок ! Умерла . А  вдруг  очнется , кричать  примется ? Стою  над  ней . Лежит , не  шелохнется . Прошло  минут  пять . Схватил  руку : теплая , не  холодеет . Очнется . Пропадешь ! Страх  меня  взял .
        Тогда  схватил  ножик  и  перерезал  ей  горло . Не  знаю – убил  ли , не  знаю – нет  ли . А  только  так  резал , со  страху , для  верности . Сижу , смотрю  и  думаю : что  же  теперь  делать ? Тут мне  корзина  в  глаза  и  кинулась . Родственнице  должен  был  я  меховые  вещи  высылать . Корзина , клеенка  и  камфора , чтобы  пересыпать , были  заготовлены . Только  вещей  я  выслать  не  мог – были  заложены . По  причине  игры . Думал : отыграюсь , выкуплю , пошлю .
        Босиком  на  цыпочках  в  кухню  сходил , плаху  принес , ведерко  с  водой . Клеенку  расстелил , плаху  положил , как  следует  все  приготовил . Только  как  покойницу  зашевелил , страшно  сделалось . Как  это  их  за  плечики  взял , голова  назад  откинулась , будто  живая , горло  это  раскрылось – рана ! – и  кровь   потекла . Будто  как  в  книжках  читал – как  убийца  до  убитого  дотронется , у  того  из  ран  кровь  потечет . Страшно . Бросил . Водки  выпил – не  берет . Еще  водки  выпил , еще . Повеселее  стало . Поднял  я  их , на  пол  тихонько  опустил .
        Положил  покойницу  на  плашку  и  начал  им  руки , ноги  обрезывать  косарем  ( т. е.  лезвием  топора ) . Косарь  острый . Мясо – то  режу , а  до  кости  дойдет – ударю  потихоньку , чтобы  хряск  не  больно  слышно  было . В  другом  конце  коридора  все  же  жильцы  жили  ( жильцами  Н. Викторова  были  отец  и  сын  Григорьевы , служившие  сыщиками  в  московской  сыскной  полиции – какова  ирония  судьбы ! ) . Чтоб  хряску  не  было – все  по  суставчикам , по  суставчикам . Косарь  иступился – ножницами  жилы  перерезал . Щеки  им  вырезал , чтоб  узнать  нельзя  было .
        Ручищи  все  в  крови . Только  одна  мысль  в  голове : потише ! потише ! Так  и  казалось , что  вот – вот  сзади  подходят  и  за  плечи  берут …Даже  руки  чувствовал …Дух  замрет…Стою  на  коленках , чувствую , за  плечи  держат , а  глаза  поднять  боюсь – зеркало  насупротив  было – взглянуть . И  назад  повернуться  страшно . Отдыхаешься , в  зеркало  взглянешь – никого  сзади . И  дальше . Из  белья  тоже  меточки  вырезал . К  утру  кончил .
      Все  в  корзину  поклал , камфорой  густо – густо  пересыпал , клеенкой  увернул , туда  же  и  плашку  положил , косарь  в  ведерке  вымыл , где  с  клеенки  на  пол  кровь  протекла  замыл  и  воду  из  ведерка  в  раковину  пошел – вылил . Прихожу  назад – ничего , только  камфарой  шибко  пахнет .
       Вытащил  я  корзину  в  соседнюю комнату , прибрал  все  и  схватил  меня  страх  сызнова . Две  ночи  не  мог  спать , пил  для  храбрости , выпил  больше  полведра  водки .
       Выпью , захмелею  и ем . Ел  с  аппетитом , потому  много  пил . А  протрезвею – страшно . И  выйти  боюсь , сейчас , вот , думаю , как  уйду , так  без  меня  придут  и  откроют . И  дома  сидеть  жутко . Сижу , а  мне кажется , что  в  соседней  комнате  кто – то  вздыхает . Подойду  к  двери – в  комнату – то  страшно  войти , чтоб  не  привиделось  что ! – послушаю  у  двери , тихо . Опять  сяду  водку  пить . Опять  вздыхает . Страх  такой  брал .
       Наконец , решился  выйти  2  июля . Нанял  ломовика , привел  и  вместе  с  ним  вынес  корзину  из  квартиры . Корзина  ничего , только  камфарой  шибко  пахла . Как  выходил , все  окна  открыл , чтобы  проветрило .
        Как  происходила  отправка  после  трех  бессонных  ночей  и  выпитой  водки  помню  как  сквозь  сон . Помню , четыре  раза  с  ломовиком  в  трактиры  заходили . Все  по  бутылке  водки  выпивали -–так  он , в  конце – концов , хмельной  стал , а  я  хоть  бы  что . Иду  за  ломовым , только  ноги  у  меня  подламываются . Вот – вот  на  мостовую  сяду . Приехали  на  Смоленский  вокзал . “Вот  сейчас” , - думаю , - “открыть  корзину  велят !” . Зуб  на  зуб  не  попадает . “Что  такое ?” – “Меховые  вещи…” , - говорю . “Напишите” , - говорят , - “кому  и  от  кого  отправляете”. Чуть – чуть  “Викторов”  не  подмахнул . “Скорее” , - говорят , - “чего  ж  Вы ?”. Тут  у  меня  Васильев  с  Владимировым  в  голове  завертелись , я  и подмахнул . Получил  накладную , хожу , все  чудится  вот – вот  сзади  крикнут : “стой !” . Вышео  на  площадь , голова  закружилась , к  фонарному  столбу  прислонился , всей  грудью  вздохнул : чисто  тяжесть  с  плеч  свалилась . Иду  по  улице , ног  под  собой  не  чувствую , радуюсь .
         Пришел  домой , в  соседнюю  комнату  заглянул – будто  не  здесь  ли ! Сам  над  собой  усмехнулся  за  этакое  малодушество . И  завалился  спать . И  хоть  бы  мне  что !
         На  следующий  день  честь – честью  сходил   на  квартиру  к  покойнице , сказал , что  она  неожиданно  в  деревню  уехала – весть  получила , мать  при  смерти – забрал  ее  вещи , снес  и  заложил  в  ломбард . Не  пропадать  же  им , на  игру  надо  было .
         И  началась  жизнь  спокойная . Афишка . По  трактирам  бегаю , советуюсь , на  пробные  галопы  гоняю . Играю . Где  бы  денег  промыслить , думаю .Ихния – то  деньги  сразу  продул . Лошади  у  меня  в  голове . Сам  часом  диву  даешься – словно  ничего  и  не  было . Будто  сон . Сам  в  другой  раз  себя  спрашиваешь , не  сон  ли  был ? Только  камфарой  в  комнатах  еще  попахивает , как  окна  не  растворяешь . Но  меня  это  мало  беспокоило . Лошади  и  лошади , так  игра  скрутилась , что  либо  пан , либо  пропал ! Большие  призы  кончились . Первый  класс  ушел . Скачут  все  лошади  фуксовые . Выдачи  огромадные . Тут  в  лошадях  не  разберешься – когда  о  другом  думать ?
          Как  вдруг  развернул  однажды  газетку , чтоб  прочесть  о  скачках  и  прочел : “страшная  находка  в  Брест – Литовске” . 
         И  поплыло , и  поплыло  перед  глазами . Буквы  прыгают . В  комнате  рядом  охает  кто – то , стонет . Камфорный  запах  по  носу  режет . По  коридору  идет  кто – то . Мысли  кругом . Что  ж , думаю , это  я  наделал ? Страх  меня  взял  и  ужас . 
          Жду ,не  дождусь , когда  жильцы  из  сыскного  с  занятий  вернутся . Пришли , сам  что  было  духу  собрал , к  ним   пошел , водочкой  угостил , спрашиваю : “Ничего  не  слыхали  про  труп – то , изрубленный  в  Брест – Литовске ? Нынче  в  газетах  читал . Экий  страх – то  какой ! Какие  нынче  дела  творятся !” . “Нет” , - говорит , - “ничего  не  слыхать , кто  убил” . У  меня  от  сердца  и  отлегло . “Но” , - говорят , - “сам  Эффенбах  за  дело  взялся . От  начальство  ему  приказ  вышел , чтоб  беспременно  отыскать . Наверное  отыщут” . Так  они  у  меня  от  этих  слов  в  глазах  и  запрыгали” .
         Тут  уж  началась  жизнь  беспокойная . Куда  деваться - не  знаю . Куда  ни  пойду – покойница . Останешься  ночью  дома , заведешь  глаза – входит . Головку  запрокинет  так , горло  раскроется , кровь  бежит . Стал  по  публичным  домам  ночевать  ходить – и  там  приставляется . Пью  и  играю . Безперечь  пью . И  ежели  бы  не  скачки – ума  бы  решился. 
          Закрутил  игру  так – на  все . Кручусь , кручусь – и  покуда  скачки – ничего , отлегает , ни  о  чем  не  думаешь . А  кончились  скачки – пить . Пью  и  не  пьянею . И  все  мне  она . Все  она . Побег  в  церкву , отслужил  панихиду – перестала  день , два  являться . Потом  опять – я  опять  по  ней  панихиду . Панихид  4 – 5  справил – все  по  разным  церквам . Отслужишь , полегчает , потом  опять  представляется .
           Как  назло , жильцы  только  и  говорили , что  о  “загадочном  убийстве” . Сыскная  полиция  сбилась  с  ног  от  розысков  и , возвращаясь  домой , агенты  только  об  этом  деле  и  говорили : “Все  еще  не  разыскали . Словно  в  воду  канул . Но  ничего , разыщем ! Непременно  разыщем !”
          Чувствую : с  ума  схожу . Мечусь ! По  публичным  домам  ночую , утром  на  галопы . Скачки . Со  скачек  в  церкву  бегу  панихиду  служить . По  трактирам  пью . Вечером  домой  на  минутку  бегу , узнать : как ? что ? Мечусь . Вхожу  к  ним , словно  жду – вот – вот  смертный  приговор  услышу . “Что ?” – спрашиваю , а  сам  глянуть  боюсь . А  как  скажут “ничего” – ног  под  собой  не  чувствую . Сколько  разов  после  этого  к  себе  в  комнату  побежишь , хохотать  что – то  начнешь , удержу  нет . В  подушку  уткнешься , чтоб  не  слышно  было , “ничего !”  в  подушку  кричишь . Сам – то  хохочешь , а  внутри – то  страшно . И  вдруг  она  представляется . Опять  пить , опять  из  дома  бегать , опять  панихиды  служить . Мечусь .
          Однажды , на  скачках  подошли : “Вас  вызывают  в  сыскную  полицию” .
          У  меня  руки – ноги  отнялись . “Да  нет” , думаю , “не  за  этим” . Много  у  меня  разных  делов  накопилось ; потому , за  это  время – говорю , игру  закрутил  вовсю – у  родных  все  вещи  на  игру  перетаскал .
          Привезли  меня  в  сыскную . В  комнату  вводят . Полутемненькая  такая  комната . Народу  много  было , спиной  к  окнам  стояли , свет  застили . Стол - сначала  я  не  разобрал , что  в  нем  такое ! А  как  меня  подвели – я  и  крикнул…
          Корзинка , белье , клеенка , плашка . Остолбенел  я , кричу  только : “Не  подводите ! Не  подводите !”  А  Эффенбах  меня  в  спину  подталкивает : “Идите”- , говорит , - “идите , не  бойтесь . Это  из  Брест - Литовска” . “Не  подводите !”, – ору , - “во  всем  сознаюсь , только  не  подводите” .
          Уже  сидя  в  сыскном , давился  на  рубашке . Оне  замучили – покойница . Завяжу  глаза – здесь  она , со  мной  сидят . “Вот” , - говорят , - “Коля , где  мы  с  тобой” . Не  выдержал . Да  и  смерти  ждать  было  страшно . На  суде  ждал  беспременно  веревки .
         Думаю  все  о  прошлом . Господи , глупо  как  все  было ! Если  бы  вернуть…            

 
 
 
.