На представленный ниже очерк распространяется действие Закона РФ от 9 июля 1993 г. N 5351-I "Об авторском праве и смежных правах" (с изменениями от 19 июля 1995 г., 20 июля 2004 г.). Удаление размещённых на этой странице знаков "копирайт" (либо замещение их иными) при копировании даных материалов и последующем их воспроизведении в электронных сетях, является грубейшим нарушением ст.9 ("Возникновение авторского права. Презумпция авторства.") упомянутого Закона. Использование материалов, размещённых в качестве содержательного контента, при изготовлении разного рода печатной продукции (антологий, альманахов, хрестоматий и пр.), без указания источника их происхождения (т.е. сайта "Загадочные преступления прошлого"(http://www.murders.ru/)) является грубейшим нарушением ст.11 ("Авторское право составителей сборников и других составных произведений") всё того же Закона РФ "Об авторском праве и смежных правах".
     Раздел V ("Защита авторских и смежных прав") упомянутого Закона, а также часть 4 ГК РФ, предоставляют создателям сайта "Загадочные преступления прошлого" широкие возможности по преследованию плагиаторов в суде и защите своих имущественных интересов (получения с ответчиков: а)компенсации, б)возмещения морального вреда и в)упущенной выгоды) на протяжении 70 лет с момента возникновения нашего авторского права (т.е. по меньше мере до 2069 г.).

         Т.н. "дело Маргариты Жюжан" началось 18 апреля 1878 г. с событий весьма трагических и нетривиальных. В этот день, около девяти часов утра, был установлен факт смерти 18-летнего студента историко-филологического факультета Петербургского университета Николая Познанского. Последние дни он болел - лежал с краснухой дома - и уход за ним осуществляла гувернантка Маргарита Жюжан, французская подданная.
     Смерть молодого человека поразила его близких. Болезнь Николая протекала без осложнений и он уверенно находился на пути к выздоровлению. В дни своей болезни он принимал друзей по Университету, много общался с родными - младшими братом Алексеем и 12 - летней сестрой Надеждой, шутил, играл на гитаре и вообще казался достаточно бодрым. Никто из бывших рядом с ним в последние дни не мог даже и предположить подобного трагического исхода.
     Врач семьи Познанских - Николаев - заявил, что не считает возможным разрешить похороны Николая без должного патологоанатомического исследования. В те времена именно врач, наблюдавший больного, решал вопрос о естественности наступившей смерти; если что - то его настораживало врач не давал разрешения на похороны. Без подобного разрешения осуществить захоронение было невозможно.
     Анатомирование было осуществлено 20 апреля в морге Военно - Медицинской академии. Его результат хотя и указал однозначно на непосредственную причину смерти Николая Познанского, но ничего не объяснил, скорее напротив, поставил массу новых вопросов. Химическое исследование содержимого желудка обнаружило в нем большое количество морфия; умерший должен был принять не менее 0,2 грамма чистого морфия (т. е. 3 аптечных грана), что являлось безусловно смертельной дозой для взрослого человека. Наркотик не входил в состав лекарств, которые принимал Николай Познанский, что исключало любые ошибки, вызванные назначениями врача или действиями готовившего лекарство провизора. Больной мог получить яд только либо в силу небрежности ухода, либо в силу злого умысла.
     Похороны Николая состоялись 21 апреля, а уже 23 числа в квартире Познанских появились чины полиции во главе с помощником окружного прокурора для проведения обыска. Собственно, именно тогда и была оглашена причина гибели молодого человека. Целью обыска являлось обнаружение яда - который мог представлять опасность для окружающих - а также емкостей, в которых он мог быть доставлен в дом Познанских. Вообще - то, следователя интересовало все, могущее пролить свет на обстоятельства дела, но особенностью расследований, связанных с отравлением является то, что прежде всего прослеживается путь яда: от кого пришел? где хранился? как был использован? что стало с остатками?
     Яд был обнаружен достаточно быстро. При обыске присутствовал доктор Николаев, лечивший Николая Познанского. Врач давал пояснения по характеру лечения и назначеннию лекарств и именно он обратил внимание на то, что микстура, которую он прописал больному не имеет должного запаха трав. При более тщательном рассмотрении склянки оказалось, что в нем содержится бесцветная жидкость, явно не являющаяся микструрой. Домашние вспомнили, что именно из этой емкости Николай выпил две столовые ложки жидкости вечером 17 апреля, ложась спать. Анализ содержимого подозрительной склянки показал, что в ней содержится раствор морфия. Эту псевдо - микстуру подала Николаю его гувернантка - Маргарита Жюжан.
     Прежде чем продолжить хронологическое изложение событий, следует сделать отсупление и упомянуть о ряде обстоятельств, имевших место еще до смерти молодого человека. Без такого отступления будет непонятнта внутренняя логика последовавшего.
      Второго апреля 1878 г. имел место случай, который в дальнейшем неоднократно рассказывался разными свидетелями и участниками на разные лады и в ходе предварительного следствия, и на суде. Николай Познанский будучи в компании друзей закурил папиросу, которая показалась ему странной на вкус. Бывшая тут же гувернантка - Маргарита Жюжан - взяла другую папиросу и всю ее выкурила; ей сделалось дурно, она села на пол, едва не теряя сознание. Ее немедленно положили в постель, привели в чувство, но женщина еще в течение трех дней оставалась слаба и не выходила на улицу. Из - за этого она пропустила несколько частных уроков в других домах Петербурга, которые давала с целью подработать. Случай с "первоапрельскими папиросами Познанских" получил довольно широкую огласку в городе, из него никто не делал тайны.
     Надо пояснить, что в то время единственным видом готовых табачных изделий были сигары. Папиросы изготавливались вручную; для этого покупались весовой табак и папиросная бумага, из которой скручивались гильзы, набивавшиеся табаком при помощи специальной машинки. Для Николая Познанского папиросы "крутила" Маргарита Жюжан. Когда внимательнее были рассмотрены папиросы из той же партии, что и выкуренная гувернанткой, то оказалось, что бумага, из которой они "крутились", была кем - то смочена растором морфия. Высохшая папиросная бумага полностью сохранила свой вид, но при нагревании выделяла дым, вызвавший у присутствующих заметное головокружение. Проделка с папиросами была сочтена неуместной первоапрельской шуткой кого - то из домашних, жертвой которой стала ни в чеи не повинная гувернантка. Глава семьи - полковник жандармерии - лично проведший домашнее расследование, сторого указал детям на бестактность их проделок, уничтожил все "первоапрельские" папиросы и об инцинденте, казалось, позабыли.
     Но не все.
     Потому что второго апреля того же 1878 г. произошло еще одно немаловажное событие, которое, однако, до поры оставалось мало кому известным. В этот день после обеда в Приемную Петербургского градоначальника генерал - адъютанта Ф. Ф. Трепова поступило письмо без подписи. Оно было отправлено с Центрального почтампта днем раньше. В нем говорилось, что старший сын Начальника С. - Петербургского жандармского управления железных дорог полковника Познанского состоит членом некоей радикально настроенной молодежной группы, которая с непонятной пока целью занимается изучением ядов и предпринимает попытки их производства.
     Хотя письмо и не имело подписи, ему было придано большое значение. Следует помнить, что 24 января 1878 г в Петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова стреляла Вера Засулич. Революционное движение молодежи набирало размах во всех университетских городах России. Невозможно было пренебречь сообщением о том, что революционная организация ищет доступ к ядам.
     Анонимка из Приемной поступила на рассмотрение правителю Канцелярии градоначальника С. Ф. Христиановичу, который передал ее в Третье отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии на Фонтанку, 16. Оттуда оно, очевидно, было передано в Штаб Корпуса жандармов, по ведомственной принадлежности Познанского. Надо пояснить, что жандармские управления на железных дорогах выполняли сугубо охранные функции и не вели самостоятельной оперативной работы; тайный сыск был поручен жандармерии через несколько лет, уже после упразднения Третьего отделения Е. И. В. Канцелярии. Тем не менее, должность полковника Познанского была весьма заметной - он занимался организацией переездов Царской семьи по железной дороге и его служба привлекалась к обеспечению безопасности таковых.
     В первых числах апреля полковник был приглашен на беседу к кому - то из высокопоставленных чинов Штаба Корпуса, на которой он был проинформирован о содержании полученной анонимки. Сейчас невозможно установить когда и где состоялась эта беседа, кто из жандармов ее проводил; известно только, что такой разговор имел место и произошел он еще до смерти Николая Познанского.
     Возвращаясь к вопросу о происхождении морфия и его появлении в доме Познанских, следует отметить, что следствие довольно быстро установило, что морфия у Познанских было довольно много и имел он различное происхождение. Погибший Николай Познанский много лет увлекался химией и имел специальный химический шкаф, заполненный посудой и реактивами. Молодой человек экспериментировал и с морфием, но наркотик, в целях безопасности, хранился у отца в спальне. Причем безопасность сына понималась отцом довольно своеобразно и избирательно; так, при обыске химического шкафа был обнаружен цианистый калий.
      Действия отец, изъявшего у сына морфий, но оставившего цианистый калий, выглядели нелогичными. Скорее всего, полковник Познанский вовсе не знал о существовании цианистого калия, но при обыске признать этого не захотел, поскольку подобное признание косвенно подтверждало анонимку, в которой, напомним, говорилось о тайных опытах с ядами.
      По требованию следователя морфий из спальни полковника был предъявлен. Полковник твердо заверил, что наркотик абсолютно невозможно было похитить накануне смерти сына, т. е. 17 апреля. В этот день полковник Познанский находился дома и практически все время пробыл в своей спальне; более того, он принимал гостя, который мог подтвердить его слова. И в самом деле, свидетель Польшау, будучи допрошен, показал, что 17 апреля он весь вечер провел с полковником Познанским; в восьмом часу к ним присоединилась Маргарита Жюжан, с которой они вместе поужинали, после чего опять вернулись в спальню. Представлялось невероятным, чтобы кто - то смог похитить морфий из спальни в течение 17 апреля.
     Но в доме был и другой морфий. Маргарита Жюжан купила 11 апреля 1878 г вместе с лекарствами от краснухи и раствор морфия, который был выписан матери Николая как средство от мигрени и бессоницы. Этот морфий тоже был предъявлен следователю - пузырек был практически нетронут, но самое главное! морфий в нем имел концентрацию гораздо ниже, чем убивший Николая. Две ложки этого морфия, скорее всего, лишь хорошо усыпили бы молодого человека, но никак не убили бы.
     Т. о., получалось, что либо имелся некий третий источник наркотика, о котором никто из домашних не знал, либо для умерщвления Николая использовался морфий из спальни отца, но похищенный оттуда до 17 апреля. И первое, и второе предположение практически исключали небрежность хранения и выдвигали в качестве главной причины происшедшей трагедии злой умысел.
     Все это, разумеется, понимал и полковник Познанский. Он рассказал следователю - помощнику окружного прокурора В. Д. Шидловскому - об анонимном письме на имя градоначальника и окружная прокуратура добилась от жандармского управления передачи этого письма, как могущей иметь существенное значение улики. Собственно, именно потому, что анонимное письмо от 2 апреля попало в следственное дело, мы знаем о его существовании.
     По приобщении письма к делу была назначена графологическая экспертиза текста. Тогда же письмо впервые показали полковнику Познанскому и спросили, не кажутся ли ему знакомыми стиль и почерк? Полковник обратил внимание на некоторые французские обороты и сказал, что написание некоторых букв ему кажется похожим на то, как их пишет Маргарита Жюжан.
     Это было первое подозрение в адрес гувернантки, высказанное открыто. Выше было написано, что сама Маргарита признала, что именно она подала Николаю микстуру, оказавшуюся ядом. Никто пока что этого ей в вину не ставил, но если допустить, что именно она была автором анонимки, то ее действия можно было расценить как - по меньшей мере! - недружественные семье.
     Помимо назначения графологической экспертизы, следствие осуществило сбор показаний всех членов семьи и домашней прислуги о событиях, предшествовавших болезни и смерти Николая Познанского.
     Существо полученной информации заключалось в следующем: Николай заболел краснухой в конце первой декады апреля, лечил его доктор Николаев, но по мнению Маргариты Жюжан недостаточно успешно. Во всяком случае, у Николая после 15 апреля стали раздуваться и болеть лимфатические узлы, и гувернантка посчитала это признаком осложнения болезни. Сам же доктор в этом не видел ничего страшного; он считал, что это всего лишь очередная стадия болезни, после которой молодой человек быстро пойдет на поправку. Утром 18 апреля 1878 г., по обнаружении тела скончавшегося ночью Николая Познанского, его мать забрала из комнаты молодого человека флакон с микстурой, которой поила его накануне Маргарита Жюжан. Этот пузырек находился в спальне матери с утра 18 апреля до обеда 20 апреля, когда его хватился доктор Николаев, заехавший к Познанским. Врач отправлялся на анатомирование тела, где имел право присутствовать как лечащий врач умершего. Осматривая лекарства, которые пил Николай, доктор обратил внимание на отсутствие пузырька с микстурой и попросил немедленно вернуть его на место, что мать Николая тут же и сделала. Т. о., 18 - 20 апреля пузырек в комнате отсутствовал, затем появился вновь и находился там вплоть до его изъятия помощником прокурора во время обыска. Было установлено, что к вечеру 17 апреля члены семьи Познанских находились дома, домашняя прислуга была отослана, Маргарита Жюжан убыла к себе на квартиру в двенадцатом часу ночи. О смерти Николая она узнала утром 18 апреля, отправляясь на частный урок. Сообщил ей об этом некто Бергер, друг семьи Познанских. Он видел реакцию М. Жюжан, которая так заволновалась, что Бергер не рискнул оставлять ее одну, а поймав извозчика, проводил женщину до квартиры Познанских, в которой уже побывал тем трагическим утром. Маргарита Жюжан оставалась у Познанских вплоть до дня похорон Николая, причем ночевала в той же комнате, в которой умер ее воспитаник. Она демонстрировала участие и разделяла скорбь домашних. На память о Николае его близкие разрешили гувернантке взять его запонки.
     Это были, так сказать, голые факты. Что стояло за ними?
     Полковник Познанский неопределенно сказал на допросе о той симпатии Николая к М. Жюжан, зарождение которой он с супругой не без тревоги наблюдали. Николай Познанский был человеком интравертным, спокойным, вдумчивым, обращенным вглубь себя; такие люди, обыкновенно, привязываются крепко и надолго; тем более он был молод и неопытен, а юношеские влюбленности так запечатлеваются в памяти! В общем, в какой - то момент родители почувствовали, что с влиянием француженки на сына надо бороться. Они стали потихоньку разделять Николая и Маргариту, все более замыкая гувернантку на младших детей - Алешу и Надежду. Влюбленность Николая, вроде бы, стала проходить; зимой 1877 - 78 гг. он уже стал ухаживать за девушкой своего круга и даже переписываться с нею.
     Мать погибшего высказалась куда более определенно: она подозревала любовную связь сына с гувернанткой с 15 - летнего возраста первого. В апрельском протоколе допроса матери приводятся следующие тому свидетельства: "она (т. е. Жюжан) была с ним на "ты", сидела в его комнате, говорила разные двусмысленности, принимала участие почти во всех пирушках, целовала его в присутствии посторонних, бесцеремонно обращалась с его товарищами, позволяя им при себе снимать сюртуки...". У матери спросили, для чего она забирала из комнаты умершего сына пузырек с микстурой? Она объяснила свои действия тем, что беспокоилась за его сохранность. Такое объяснение представляется несколько натянутым и, как minimum, нелогичным: если и имело смысл брать пузырек для сохранности, то следовало продолжать его держать до самого момента передачи следователю...Либо не брать вовсе. Впрочем, в тот момент на это никто не обратил внимания. Когда у матери спросили впечатление от последних ее встреч с сыном, она ответила очень интересно: "Я пугалась выражения его глаз". Сердце матери, видно, чувстовало некую беду, но ни объяснить этого чувства, ни тем более отвести беду женщина не могла. Наверное, именно в силу ощущения ненормальности всего происходящего, она и забрала 18 апреля (когда еще не было ни анатомирования, ни следствия, ни заключения экспертизы!) флакон с микстурой в свою комнату.
     В числе допрошенных судебным следователем была и домашеяя прислуга. Няня Руднева и горничная Яковлева дали показания вполне согласные с заявлением матери погибшего. Действительно, обращала на себя внимание некоторая фривольность общения М. Жюжан с Н. Познанским, действительно, француженка казалась женщиной опытной и много познавшей в этой жизни... Чувствовалось, что прислуга француженку не особенно жаловала, хотя прямо этого нигде заявлено не было.
     У следствия после допроса членов семьи погибшего и домашней прислуги остались две версии случившегося в ночь с 17 на 18 апреля: а) убийство Маргаритой Жюжан из ревности и б) месть некоей молодежной революционной организации, наподобие убийства в 1869 г. Нечаевым студента Иванова, заподозренного им в измене. Отравление по небрежности всерьез не рассматривалось, т. к. никаких на то указаний получено не было. Впрочем, вторая версия - месть революционной организации - представлялась даже более фантастической, чем небрежное хранение морфия. Никаких указаний на вовлеченность Николая Познанского в противоправительственную организацию не существовало. Об этом свидетельствовало лишь письмо, направленное в Приемную градоначальника, но с течением времени на эту анонимку стали смотреть как на первоапрельский розыгрыш.
     Т. о. из двух версий оставалась только одна, хоть как - то объясняющая гибель молодого человека - убийство из ревности. Трудно сказать, что почувствовала Маргарита Жюжан, когда услышала в чем ее обвиняют те самые люди, с которыми она всего неделей прежде делила их горе...Наверное, она сначала была поражена серьезностью обвинения, затем возмущена; но возмущение мало чем могло ей помочь и 30 апреля она была доставлена в женское отделение С. - Петербургского тюремного замка, как обвиняемая в умышленном убийстве Николая Познанского.

         Маргарита Жюжан была на 25 лет старше своего воспитанника. В доме Познанских она появилась в августе 1873 г.; сначала она жила в семье, но при первой же возможности постаралась снять квартиру и не обременять посторонних людей своим присутствием. С разрешения своих работодателей (работа у Познанских была основным источником ее доходов) она стала давать частные уроки и в течение нескольких лет набрала довольно приличную клиентуру, в т. ч. и среди знакомых Познанских.
     Жюжан помимо классических для русского дворянства уроков разговорного французского языка, занималась с детьми и историей, и литературой. Она довольно хорошо знала былинный и богатырский эпос русского народа, что, видимо, было необычно для того времени и выделяло ее из сомна прочих репетиторов - иностранцев. Во всяком случае, как педагог Маргарита Жюжан ценилась высоко.
      Когда на допросах Маргарите Жюжан объяснили какого рода заключения лежат в основе выдвинутого против нее обвинения, она возмутилась. Прежде всего, глубокое негодование обвиняемой вызвала позиция матери Николая Познанского; своим женским чутьем Жюжан сразу определила, кто ее главный неприятель. Быть может, к такому заключению существовали свои особые предпосылки, оставшиеся вне полицейских протоколов; как бы там ни было, обвиняемая не ошиблась в своих выводах.
     Оказавшись в заключении, Жюжан попросила ручку и бумагу, дабы написать заявление. И она написала его, но отнюдь не во французское посольство (на что имела полное право, как французская подданная), а прокурору столичного окружного суда. В своем заявлении Маргарита Жюжан обвинила в убийстве Николая Познанского... его мать. Безусловно раздраженное по своему тону, но вполне здравое по содержанию, это заявление указало на очевидные противоречия между словами и делами матери погибшего. В самом деле, зачем понадобилось ей забирать из комнаты Николая склянку с микстурой 18 апреля, если в ту минуту еще никто и предположить не мог отравления? Если она это делала и впрямь для пущей сохранности содержимого, как заявила впоследствии , то тогда зачем она возвратила эту склянку через два дня в комнату, в которой уже две ночи спала Жюжан (и после этого проспала еще одну ночь)? Если и в самом деле существовало намерение оставить в комнате умершего все в полной сохранности, то почему комнату не только не закрыли, но - даже напротив! - на три дня поселили в ней гувернантку? И если в конце апреля поведение Жюжан показалось настолько подозрительным всем членам семьи, что ее заточили в крепость, то почему десять дней перед тем ее никто ни в чем не подозревал? В своем заявлении Маргарита Жюжан прямо заявила о том, что ее умышленно завлекли в хорошо расставленные сети и запутали в преступлении, которого она не совершала. Гувернантка написала о том, что Николай Познанский находился последние дни своей жизни в глубоко подавленном состоянии и его домашние лгали, когда заявляли, что он был бодр и весел. Его сильно мучили распухшие лимфатические узлы, но когда она - Маргарита Жюжан - предлагала вызвать другого доктора, от нее все отмахивались. В последний вечер Николай был столь мрачен, что Жюжан стала настаивать на том, чтобы позвать в дом некоего Обруцкого, хорошего друга Николая, известного остряка и балагура, который всегда умудрялся расшевелить товарища. Маргарите и это запретили делать. Маргарита Жюжан указала в своем заявлении на то, что Николай Познанский вел дневник, или - во всяком случае - записи подобные дневнику; она просила розыскать, если возможно, эти бумаги и приобщить их к делу. Гувернантка требовала нового допроса всех свидетелей, очных ставок с ними и в конце заявления повторяла свои обвинения в адрес матери Николая Познанского.
     Обвинения гувернантки были эмоциональны и голословны; никто всерьез не поверил ее обвинениям в адрес матри Николая и, по - видимому, никто не захотел глубоко вникнуть в сущность поднимаемых ею вопросов. А между тем, это заявление Маргариты очень ценно именно потому, что обращало внимание на ту внутреннюю логику событий, без которой невозможно выстроить картину преступления. А именно этой внутренней логики так недостовало официальной версии следствия.
     Графологическая экспертиза анонимного письма дала заключение двойственное, что, в общем - то, и неудивительно для тогдашнего уровня развития криминалистической техники и методик такого рода исследований. Экспертиза была разбита на две части: исследование почерка и исследование стиля текста. В первой части устанавливалось "совпадение общих приемов, замеченных в анонимном письме, с теми, что наблюдаются в текстах, представленных для сличения." В качестве последних использовались личные письма Маргариты Жюжан. Эксперты отметили совпадение написания трех букв, кроме того, отдельно было указано на то, что "в анонимном письме встречаются буквы такой формы, какую дают им только одни французы." Довольно любопытно было исследование стиля текста анонимки. Эксперты удостоверили, что "слог анонимного письма неправилен, встречаются совершенно французские выражения, причем неправильные обороты речи и грамматические ошибки сделаны как бы умышленно. Вместе с тем, вместе с чисто французскими фразами попадаются и такие, которые никогда не употребляются французами". В целом эксперты - преподаватели чистописания и французского языка, пришли к заключению, что хотя анонимное письмо написано на двух языках (основная часть на французском с русскими оборотами, заключение - полностью на русском), автором его является один человек и признавали таковым Маргариту Жюжан.
      Такое заключение, безусловно, укрепляло взгляд следствия на М. Жюжан как на убийцу Николая.
     Однако, от факта существования дневника Николая отмахнуться было невозможно. Тем более, что родителям умершего во время досмотра вещей Николая 23 апреля было предложено выдать следствию письма, дневники и записи личного характера, если таковые существовали. И такие бумаги были переданы следователю; в частности к делу была приобщена довольно обширная переписка Николая Познанского с некоей девицей П., за которой он некоторое время ухаживал. Фамилия этой девушки в целях недопущения компрометации ни называлась и в следственных документах, и даже в стенограмме суда она именовалась "девица П.". Можно предположить, что это была девушка из весьма знатного семейства, раз в отношении нее была проявлена такая подчеркнутая деликатность. Так вот, письма этой особы в деле оказались, а дневник сына родители Николая почему - то выдать не не пожелали.
     Следователь встретился с полковником Познанским и настоятельно попросил последнего представить дневник сына или то, что называют "дневником Николая". Полковник на следующий день выполнил просьбу, но сделал это с крайним неудовольствием. После того, как представленные им записки были прочтены следователями, им стали понятны причины такого неудовольствия.
     Записки Николая Позннского носили характер случайный и делались нерегулярно. Документ этот настолько любопытен, что имеет смысл привести из него некоторые выдержки: "Смешно разочаровываться в мои годы! Чем больше живешь, тем больше узнаешь, тем больше видишь, что многие мысли неосуществимы, что нет никогда и ни в чем порядка. Должен ли я упрекнуть себя в чем - нибудь? Много бы я ответил на этот вопрос, если бы не боялся, что тетрадь попадет в руки отца или кому - нибудь другому и он узнает преждевременно тайны моей жизни с 14 лет. Много перемен, много разочарований, многие дурные качества появились во мне. Кровь моя с этого времени приведена в движение, движение крови привело меня ко многим таким поступкам, что, при воспоминании их, холодный пот выступает на лбу." В другом месте Николай написал: "Сила воли выработалась из упрямства и спасла меня, когда я стоял на краю погибели. Я стал атеистом, наполовину либерал. Дорого бы я дал за обращение меня в христианство. Но это уже поздно и невозможно. Много таких взглядов получил я, что и врагу своему не желаю додуматься до этого; таков, например, взгляд на отношения к родителям и женщинам. Понятно, что основываясь на этом и на предыдущем, я не могу быть доволен и настоящим." Любопытен пассаж, посвященный собственному будущему, каковым оно виделось Николаю: "Светло ли мне будущее? Недовольный существующим порядком вещей, недовольный типами человечества, я навряд ли найду человека, подходящего под мой взгляд, и мне придется проводить жизнь одному, а тяжела жизнь в одиночестве, тяжела, когда тебя не понимают, не ценят."
     Почти половина последней страницы записок Николая Познанского была тщательно вымарана; кто - то очень дотошно закрасил написанные чернилом строки тушью. Разумеется, эти последние строки вызвали большой интерес следователей. Используя различную растворимость чернил и туши, удалось прочесть замаранную надпись. В этой записи Николай Познанский зафиксировал получение 18 марта 1878 г. письма от "девицы П.", в котором последняя просила его прекратить бессмысленные и навязчивые ухаживания. Николай обращался к своему сопернику в борьбе за симпатии юной особы - некоему Ф. И. Ч. - со словами негодования заканчивал записи следующей фразой: "Кому - нибудь из двух - мне или Ф. И. Ч. - придется переселиться в лучший мир."
      Следователи пришли к выводу, что эту запись вымарал не Николай Познанский, а кто - то из родителей. Прямых указаний на то не было никаких, просто интуитивное ощущение, но когда у полковника Познанского прямо спросили об этом, он простодушно признался в том, что сделал это, чтобы не портить впечатление об образе сына.
     Вся эта история с записями покойного весьма красноречиво характеризовала мышление Познанских. Они прямо обвиняли Маргариту Жюжан в тягчайшем преступлении и требовали справедливости, но при этом сами не погнушались вводить в заблуждение следствие. Предоставив прокуратуре письма "девицы П." и при этом скрыв факт существования записок Николая, они, по сути, пытались воздействовать на ход следствия сообразуясь со своими собственными представлениями о происшедшем. Безусловно, такое поведение (в особенности замарывание тушью важного фрагмента текста) было абсолютно противозаконно и его без преувеличения можно назвать мошенническим.
      Летом 1878 г. следствием было принято решение передопросить всех свидетелй по "делу Маргариты Жюжан" в целях уточнения их показаний. В какой - то момент, очевидно, возникли сомнения в правдоподобии версии отравления из ревности. Надо было придать ей либо второе дыхание, обогатив более точными и подробными свидетельствами, либо отвергнуть, поскольку в том виде, который она имела после приобщения к делу записок Познанского, выходить с ней в суд было никак нельзя.
      Передопрос свидетелей дал результаты довольно противоречивые. Так, младший брат погибшего - Алексей Познанский - сказал, что не замечал следов особой близости брата и гувернантки. Он даже был склонен думать, что Николай с некоторых пор стал тяготиться обществом Маргариты Жюжан. Брат никогда ему об этом не говорил прямо, просто к такой мысли Алексея привели личные наблюдения. Кроме того, младший брат прямо сказал, что уверен в полной осведомленности гувернантки о всех делах Николая. Жюжан читала письма молодого человека, принимала корреспонденцию "девицы П." и, безусловно, была осведомлена о содержании письма от 18 марта. Последнее свидетельство следовало рассматривать как исключительно важное, поскольку оно устраняло повод для ревности Жюжан.
     Полковник Познанский, напротив, дал более убедительные и конкретные показания против Жюжан. Он рассказал о том, как однажды застал гувернантку, удовлетворяющую сына … рукой. Сейчас бы такую форму близости назвали petting' ом. Полковник жандармерии живописал свою тревогу за сына: отец с того момента начал очень бояться, что у сына разовьется наклонность к онанизму. Товарищ прокурора Шидловский задал вопрос, обсуждал ли отец этот эпизод с Николаем? Оказалось, что нет, просто отец оставил в комнате сына на видном месте перевод немецкой медицинской книги, в котором описывались тяжкие последствия такого порока.
     Эти показания полковника Познанского очень любопытны; на них следует остановиться подробнее потому, что они практически слово в слово были повторены им на суде. Прежде всего, по их прочтению бросается в глаза явное смешение понятий и терминов: petting не есть онанизм и если полковник действительно увидел некий интимный акт с участием сына и горничной, то совершенно непонятно, почему он испугался того, что у сына разовьется наклонность к самоудовлетворению. Подкладывание медицинской книги в этом случае представляется совершенно бессмысленным. Если полковник и в самом деле был так встревожен, как рассказал об этом следователю, то его нежелание говорить с сыном по такому важному вопросу просто невозможно объяснить. Не следует сомневаться в том, что если бы родители Николая Познанского посчитали, что гувернантка пошла в чем - то против интересов семьи и сына, то она моментально получила бы отставку и при больших возможностях отца была бы просто выдворена из города. Но если этого не произошло, то невольно напрашивался вывод, что родители не посчитали petting (если таковой действительно имел место) чем - то таким, что наносило ущерб сыну. Видимо, В. Д. Шидловский сам почувствовал шероховатость показаний полковника; товарищ прокурора довольно долго задавал вопросы, связанные с указанным эпизодом, стремясь, очевидно, придать им больше логики и основательности.