рис. 1 : Комлев.

Осужден в 1875 г. на 20 лет за вооруженный грабеж. Поскольку к тому моменту Комлев был уже рецидивистом, то попал он на самую далекую и тяжелую каторгу - Сахалинскую. Мрачная слава каторги определялась уникальностью ее расположения на острове, отделенного от материка широким Татарским проливом. Поэтому, бежать оттуда, строго говоря, было некуда. Комлев, впрочем, в 1877 г. ушел в побег. Причем, побег этот был особенно дерзок : раздобыв лодку Комлев на веслах отправился пересекать Татарский пролив, рассчитывая достичь материка и затеряться среди амурских казаков. Пролив-то он пересек, но на берегу его встретил смурной казак, который под дулом своей "берданки" доставил беглеца в местный околоток. Комлева вернули на Сахалин, там всыпали 96 плетей и прибавили к сроку еще 20 лет. Комлев подумал, подумал и понял, что молодым и здоровым с Сахалинской каторги он, пожалуй, выйти уже не сумеет. А потому попросился в палачи.
    Так начиналась мрачная история этого "черного беса" Сахалина.
    Невысокого роста и не очень сильный физически, Комлев, однако, был чрезвычайно ловок и сноровист. Владение кнутом он превратил в искусство. Вся каторга знала, что за порку этот палач берет деньги, но администрации так и не удалось доказать , что в зависимости от полученной взятки Комлев бьет сильнее, либо слабее, чем должно.
    Поразительный случай, запечатлевшийся в многочисленных каторжанских преданиях, произошел с Комлевым в 1892 г., когда ему пришлось наказать плетью двух беглецов - Губаря и Васильева. Эти каторжане, уйдя в побег, взяли с собой человека-"корову", т. е. заключенного, которого предполагали съесть в пути. После поимки беглецов было установлено, что в мешке Губаря находилось обжареное человеческое мясо. Факт людоедства вызвал чрезвычайное негодование среди каторжан и они собрали 15 руб. палачу, дабы тот во время экзекуции запорол Губаря насмерть. Поскольку людоедство Васильева осталось недоказано ( и сам он его всячески отвергал ), последнего по решению каторжанских авторитетов было разрешено оставить в живых. Комлев деньги взял и пообещал, что забъет Губаря кнутом независимо от того, к какому количеству ударов тот будет приговорен.
    Администрация каторги узнала о подкупе палача и, разумеется, со своей стороны постаралась помешать запланированному убийству. И Губарь, и Васильев были приговорены к сравнительно мягкому наказанию - 48 ударам кнута. Молодым ( обоим менее 30 лет ), здоровым и сильным мужчинам перенести подобное наказание было вполне по силам ( сметрельной обычно признавалась порка в 200 и более ударов кнутом ). За экзекуцией наблюдали с полдюжины официальных лиц и все они сошлись во мнении, что палач работал с одинаковым усердием. Вот только результаты порки оказались для Губаря и Васильева различны : первый умер прямо на кобыле, второй благополучно ушел после экзекуции в тюрьму и прожил еще много лет.
    Помимо порки этот палач приводил в исполнение и смертные приговоры. За покушение на жизнь конвойного, либо сотрудника администрации каторги, заключенные приговаривались к повешению. На сахалинской каторге такого рода случаи происходили почти ежегодно. Комлев лично повесил 13 человек.
    В 1889 г. Комлев совершил еще одну попытку побега, столь же безуспешную, что и в первый раз. После поимки он получил 45 плетей и добавку к сроку заключения 15 лет. Более бежать он не пытался.
    В 1894 г. Комлев в виде милости каторжанской администрации получил право жить на поселении. Он женился, купил дом ( а это среди ссыльно-поселенцев почиталось за признак немалого достатка ), с большим усердием занялся огородными работами. Но как свидетельствовали каторжанские предания Комлеву ни разу не удалось собрать урожай со своего огорода : все уничтожали каторжане. Не решаясь напасть на своего палача в открытую, они таким образом сводили с ним счеты, мстили ему за позор его промысла.
    Т и м о ф е е в : один из самых известных петербургских палачей. Кирилл Матвеевич Тимофеев, крепостной крестьянин дворянки Бабоедовой, в декабре 1835 г. был осужден за ограбление и почти сразу же попросился в экзекуторы. Он принадлежал к той весьма специфической категории людей, которые вечно попадают в разного рода передряги. Биография Тимофеева - это череда каких-то нелепых и преглупых происшествий, подчас с немалой долей комизма.
    Поступив в палачи, Тимофеев долгое время ( более года ! ) потратил на обучение экзекуционным премудростям, а потом под разными предлогами принялся уклоняться от исполнения своих обязанностей. Когда столичная управа благочиния, к которой были приписаны экзекуторы всей страны, вознегодовала и потребовала от Тимофеева приступить к работе, тот настрочил уникальный в своем роде рапорт, в котором заявил, что неспособен к палаческой работе "по причине слабости сил".
    Подобные упражнения в эпистолярном жанре не спасли Тимофеева от необходимости пороть осужденных. В конце-концов он позабыл о слабости сил и предался палаческому ремеслу со всем жаром души.
    Про то, как Кирилл Матвеевич катался в Новую Ладогу в 1843 г. было написано выше. Но этим забавным эпизодом приключенческая летопись столичного палача отнюдь не исчерпывалась. 17 января 1844 г. пьяный Тимофеев ударил в правое ухо квартального поручика во время обхода последним тюрьмы. За это Кирилл Матвеевич получил 400 ударов розгами.
    Сия мера отнюдь не укротила нрав экзекутора и через три года он закатил новый скандал : будучи в очередной раз в подпитии пригрозил женщине-надзирателю "растерзать ея мужа". Дело из-за официальной жалобы женщины получилось довольно громким ; тюремное руководство наконец-таки озаботилось вопросом, каким это образом находящийся в тюрьме палач умудряется постоянно напиваться ? Сыск привел к обнаружению самогонного аппарата и Тимофееву в дальнейшем пришлось работать в непривычных условиях "истомления трезвостью". Сия история имела для Тимофеева и другой неприятный аспект: он угодил в карцер Литовского замка и просидел на хлебе и воде в полной темноте четыре дня.
    В 1848 г. Кирилл Матвеевич был направлен в командировку в г. Луга и там ( опять в подпитии ) избил крестьянина Бонина. По возвращении в столицу Тимофеев вновь был сечен плетью.
    Послужной список "героя" этими хулиганскими подвигами далеко не исчерпывался. В 1852 г. Тимофеев, опять командированный в г. Новая Ладога, неправильно наложил клейма. В слове "КАТ" ( т. е. "каторжанин" ) он вместо буквы "А" поставил перевернутую вверх "Т". Распорядитель казни написал на имя губернатора рапорт, в котором утверждал, что Тимофеев во время экзекуции был нетрезв. Когда потребовали объяснений от палача, тот простодушно заявил, "что имеет слабость сил и плохое зрение". Эта история переполнила чашу терпения начальства и Тимофеева отставили от должности. Из Петербурга он был выслан в г. Рыбинск, где и жил под надзором полиции.
    Завершая разговор о палачестве как профессии, следует подчеркнуть существенную разницу в восприятии ее массовым сознанием русских людей и европейцев. Для жителя европейской страны 18-19 столетия палач был слугой власти в такой же степени, как и сборщик налогов или офицер армии ; о замещении вакансий катов английские газеты, например, давали объявления, словно речь шла о сиделках или няньках. Палачи держали лавки, магазинчики и таверны, все люди окрест знали кому они принадлежат и никто не гнушался такого рода соседством. Подобная ситуация была совершенно невообразима в России, где представители всех слоев общества видели в палаче преступника прежде всего против собственной души, негодяя закоренелого и неисправимого. Палач зарабатывал своим ремеслом деньги на хлеб, но позорил навек свой род и фамилию и не существовало обстоятельств или доводов рассудка, способных в глазах русского общества извинить выбор палачом своего страшного и постыдного ремесла...
    
    
    

.